Запах осени, костров из опавшей листвы. Он витал в воздухе, густой и вязкий, как сироп. Он не давал покоя, подпитывал уныние и агрессию. Отнимал силы, не давал выйти на улицу.
Проливной дождь. Который день подряд. Янтарные глаза тускнели день за днем, Шани все чаще уходила из комнаты, только чтобы не показывать своего отчаяния. И сейчас она стояла в коридоре у раскрытого окна, прислонившись к откосу. Недавно проходивший мимо преподаватель властно и грубо сказал спрыгивать с подоконника. И теперь ничего не оставалась, как просто стоять рядом, полной грудью вдыхая сырой воздух. Улица, небо над головой, свобода.. Как далеко и уже почти не ощутимо.
Матовый шум в висках в такт холодным каплям. Вытягивать руки к воде, задыхаясь от свежести, смеси циана и хрома на пасмурном небе, почерневшем разводами ливней и гроз. За ними все еще тянется, тает этот запах, горький воздух надвигающейся зимы.
В коридоре людно, может даже слишком. То ли учеба, то ли еще что подобное. Как в черно-белом кино. Как в жизни. Краем глаза девушка улавливала все проходящее. Не важно кто, важно чтобы не слишком близко. Не моглось и не хотелось сейчас компании. В собеседниках лишь капли на руке. Такие же проходящие, секундные.
Этот маниакально-депрессивный бред, который ты выходишь заглушить в людные места. Он остается следом инея от холода вдоль позвонков. Плечи, на половину открытые и чуть загорелые, передернуло легкой дрожью. Шаника поспешно убрала руку, прячась за стеной от налетевшего порыва ветра, резко швырнувшего горсть сырости в сухое и теплое помещение. Только сейчас кицуне заметила две фигуры, от чего-то не шевелящиеся. Они застыли на месте, лишь что-то говоря друг другу. Разглядеть можно было только лицо девушки. Слишком взрослой для слуги, но неужели учитель? До чуткого слуха доносились обрывки фраз. "ты должен", "задумайся о будущем". Тема разговора была скучна и привычна. Дети богатеньких родителей, какой с них спрос. Даже спиной молодой человек изображал презрение и отсутствие интереса.
Шани прикрыла глаза, тяжело вздыхая. Проснуться бы в новом месте и в иное время. Узнать на новом языке, что мне приснился сон, бесцветно посмеяться и пойти пить виски. Но тусклая серость сквозь веки не оставляла ни шанса надежде. Картина не изменилась, сколько бы раз не закрывались медового цвета глаза. Только слышнее становилась речь. Угрозы. Неуверенные, может, чуть напуганные. Наверняка тот парень все тоже чувствовал. И больно стало смотреть, как меняется в лице несчастная преподавательница. Конечно, Шаника знала, что сказать этому уроду. Но к чему лезть куда не просят? Я ничего им не должна – ни веры, ни чувств. Все дороги ведут только в дождь.
С коротким вздохом кицуне вернула все свое внимание серости за открытым окном. Но уши все еще нетерпеливо подрагивали, старались уловить все слова и интонации. "Грязная тварь", прозвучавшее как приговор, за которым лишь шаги. Ровные, уверенные, спокойные. Уходил парень, не внявший ни единому слову. Хорошо на этот концерт не сбежалась толпа и не проводила доморощенного героя аплодисментами. На губах лисицы мелькнула усмешка. Она запомнила его лицо. Может, когда нибудь отомстит со скуки.
Кто вы? Вы никто. Зачем вы? Друг мой, ни за чем. Куда вы? В никуда. - любил говорить профессор НИИ. Эта присказка идеально вписывалась в сюжет. Анонсом, слоганом, основной идеей. Медово-желтые глаза сквозь периодически мелькающие лица смотрели на несчастную неко. Низкобюджетный фильм. И ты стоишь, забыв сценарий, и молчишь, пытаясь уловить за светом в гулкой темноте хотя бы лица съемочной команды. И так бывает каждый раз, лишь стоит перестать читать по тексту.
Жалость и сочувствие острым лезвием полоснуло по груди. Тянущее, гнетущее чувство, чертово сострадание. Машинально закрыв окно, Шаника двинулась вперед, не замечая окружающих. Попутно подбирала слова, что стоит сказать.
-Хэй, не стоит так переживать. - попутно легко касаясь руки, сжимающей висок. - У таких, как он, до разума не достучаться. Вас проводить? Не стоит больше здесь.. - короткий и быстрый взгляд, брошенный по сторонам. Но все были слишком заняты своими мыслями и проблемами.

Страх. В каждом жесте, движении, взгляде. Наверное, почти осязаемый. Он заражал, как чума, даже таких бесстрашных особей, как Шани. Вероятно, это почувствовали все, проходящие мимо. Как холодный ветерок из коридора в теплую, нагретую дыханием комнату. До острых мурашек вдоль позвоночника.
И можно было бы даже радоваться, что пальцы не сжимают судорожно виски. Но руки теперь были спрятаны за спину, и весь вид как будто кричал "не трогай меня". Это чем-то напомнило когда-то встреченного в парке неко. Только чуть более спокойно, уравновешенно и..бесконечно женственно. Ну что ты.. Неужели у меня на столько острые пальцы? Они не входят под кожу, не оставляют там прозрачные занозы. Медовые глаза несмотря на страх хотели согреть и успокоить. Ведь именно этого искренне хотела кицуне. Увести несчастную отсюда как можно дальше. Пока, не дай бог, никто не притесался рядом. Ведь уже начали кидать взгляды. Или только кажется?
Папка на грудь, прочнее кольчуги. Самообладание из последних сил. Шаника же из последних сил старалась не поддаться. Стойко выдерживала все это пульсирующее напряжение. Оставалась невероятно спокойно и доброжелательно. Хотя уже корила себя за доброту.
-Не все, но достаточно. Ему это аукнется. Когда-нибудь, обязательно. - лисица отвела глаза, подарив немного внимания частичкам дождя за окном. Слишком долгим получался этот взгляд глаза-в-глаза, а каплям не менее болезненно смотреть на эту драму. Холодным, по ту сторону стекла.
По спине вновь пробежался холодок. В этой ситуации, в этой учительнице, Шани невероятно ясно смогла разглядеть всю обреченность забитого в угол зверя. Не такого как все, брошенного в жестокость мира без средств для защиты. Хищник без клыков и когтей, скованный положением, комплексами, характером.
-Но меня-то зачем бояться. Я просто хочу..помочь. - осторожная пауза перед последним словом. Слишком открытым, резким. Нельзя так напрямую, не зная человека. Гордость, самосознание, собственная стойкость или банальное недоверие - задевается все, что только можно найти от величия в своих глазах. Но Шаника не умела по-другому. Ее выбор. Полная свобода выбирать до бесконечность одно и то же. Прямолинейность из всех сладостных речей.
А перед ней большое шахматное заминированное поле, целый мир для игр, для пряток на выживание, как в детстве. Считай до бесконечности и выходи искать. Себя. Ее. Неверный шаг и взрыва не избежать. Одно неверное слово..
А глаза, желтые с оттенком меланхолии, все же уверенно и твердо смотрели в лицо собеседнице. Куда-то чуть ниже глаз, левее переносицы. Чтобы не встречаться взглядом, пока не время. Монотонный дождь стучал по карнизу в унисон с шагами. Тебе это снится. Короткий вздох, сорвавшийся с чужих губ, как испуганная птица. Тебе это снится. Все окружающее, закручивающееся в сознании в одну большую спираль то ли от чужого страха, то ли от собственного беспокойства. Тебе это снится. Ущипни себя. Скорее. Но болезненно зажатая между пальцами кожа руки не развеяла ни этот коридор, ни прижимающую папку к груди кицуне.
-Ты..ты только верь мне. Пойдем. - еще одна попытка нарушить личное пространство. Ничуть не осторожнее первой. Ведь даже худший расклад сейчас обернется во благо - несчастная сбежит отсюда. Сбежит туда, где тихо и спокойно, уютно и, быть может, тепло. Все те, к кому я прикасалась, делятся на тех, кто лил слезы и тех, кто еще прольет.

Сначала было сострадание. Потом на его место пришел чужой страх. Но он продержался не долго, уступая место отчаянию. Не в привычном смысле этого слова. Шани никогда не сдавалась. Но гнетущее чувство, сошедшееся в одном холостом выстреле пустого вопроса "зачем?", отравляло душу ничуть не меньше. Кицуне вздрогнула, прижимая уши. Ожидая холодного чувства под ребрами там, где, возможно, сердце. Но ничего не произошло. Только тишина и стук капель. Все по-прежнему. Дождь, не кровь из раны.
Холодные ожоги прямо в душу. Вместе с осознанием бессмысленности и собственной бесполезности. Острыми ногтями в ладони, теряя спокойствие. Сама себя в капкан, как же так.. Настороженно вновь глаза в глаза. Но вскоре взгляд в пол. Чтобы не утонуть в этой встречной печали. Смиренной печали.
Сегодня дождь идет по мне и по тебе. По наши души. Собственные кроссовки были сейчас омерзительны. Но они были лучше океана опустившихся рук и слепой покорности. ..Ну ты что, праведница в три смены без уикенда платить собой за все чужие слезы, нужды, слабости, грехи и за мечты, которым по регламенту положено не сбыться? Кончик хвоста безвольно опустился на пол, скрывая все же за шерстью кроссовки.
Больно. Почти невыносимо больно от этого "зачем". Без раны, но с шоком. Ни там, ни тут, нигде не принимают странных, таких редких порывов человеколюбия. Хозяину вообще все безразлично по большей части, у него другие интересы. Присутствие кицуне просто как должное. Опеку - как не мешающую занозу. Пусть будет, пока не загноится и не заболит. Пока не потребует слишком много.
И здесь. Сейчас. Почему бы просто не уйти. Собрав остатки не совсем вроде отсутствующей воли и гордости, сделать несколько десятков шагов, может, сотен. И уйти туда, где тихо и тепло. Уйти в свои ли сны. В чужие ли. Не имеет значения.
Никаких добрых фей, говорящих деревьев..Сегодня не время, да? Все выросли? Тонкий аромат парфюма от проходящих. И запах дождя из окна сквозь стекло. Перекрестные острые тени и холод, несущий осколки надежд и стремлений. Прямо в грудь и в глаза. Выстрел был не холостым. Просто с анестезией. Ресницы заморгали чуть чаще, чем надо было. Но пальцы быстро провели от уголка вниз к щекам. Только не сейчас, сейчас нельзя.
-Затем, что улица научила своих не бросать. Кодекс чести, если пожелаешь. - медовые глаза снова уверенные как никогда. В глубине души остались еще силы, надо было только найти под дождевой водой камень поустойчивее. - Но я привыкла считать это нелепой обыденностью с налетом желания выжить. Просто выжить и не пропасть.
Кончилось. Надорвалось. Сломалось. Желание сопротивляться у стоящей напротив. Угасло, как огонь свечи. Секунду назад была грань истерики. Теперь по ней резко провели наждачкой и стерли все. Одним вздохом. Одним словом. Ад есть. И он ждет меня к чаю. В пять вечера. Нервное, резкое и злое веселье взбунтовалось. В противовес подчинению.
-В дождь? В комнату? За окно? - уши теперь были навострены, готовясь уловить малейшее колебание воздуха, малейшую дрожь. - Куда только захочешь. Только помни - при всем желании тебе не остаться одной. Мы никогда не бываем так одиноки, как звезды, ибо мы всегда оказываемся одержимыми. Любовью? Смертью? Чем еще? Жизнью?
Пальцами сквозь волосы, чуть путаясь, неравномерно, рывками. Взглядом чуть с прищуром на лицо, на глаза цвета неба. Глаза, устремленные вдаль, на дорогу. Глаза той, чей удел вечность стоять у окна. Я знаю, что ты слышишь. Ответь. Я хочу твой голос ударами кнута по нервам, что еще остались, растянулись вдоль и поперек колючей проволокой.

Вот она, та самая поздняя осень, от которой судорожно сводит скулы и перехватывает дыхание – слова застревают в горле, губы жадно ловят воздух, щеки – ветер. Не смыть, не охладить печати след, оставленный клеймом позора. Ни дымом в глаза, ни этими почти льющимися с них, не менее постыдными и жгучими, солеными и тонкими.
Как в зеркале, две пары глаз – одни потуплены, а те – иступлены. Утонет взгляд в ворохе бумаг, ненужных накоплений букв, исчитанных по сотне раз. Что ж, держишься – держись. Держи петлю молчанья у меня у горла – пусть мои слова камнем упадут назад, так с губ и не слетев. Пусть раздерут меня внутри до самых тонких тканей, до костей. А я буду смотреть, лишь изредка глотая кровь вместо слюны, как отчеканено лицо, свинцом отлиты губы. Как утопает взгляд, как сводит скулы. Медовые глаза скользили по лицу напротив. Стараясь уловить хоть отзвук реакции на все сказанное. И недосказанное.
Попытки понять, почувствовать. Самоотверженное пожертвование себя. Своего спокойствия. Своей доброты, которая есть. Которой много, но некуда девать.
-Сложно понять. - тихое, остывшее. Наверное, так говорят немые. Не голосом, мыслями. Их слышат только те, кто хочет услышать. Искренне и всей душой. С отчаянной самоотдачей. Такой, как сейчас. Казалось еще миг, и станут слышны невысказанные мысли. Все станет предельно ясно. Не будет смысла прятать глаза, испуганно смотреть в пол и бояться. Бояться чужого горя.
И остывают руки, и замирает сердце. Глядишь вперед - тот эфемерный силуэт, ты знаешь - есть, но подойти не можешь. Твой шаг вперед - его назад: он отплывает по каналам Венеции в траурной гондоле. Шепот и протянутая ладонь. От которой так неверно хочется отпрянуть. От неожиданности. От невероятности происходящего. Шаги в коридоре давно потонули среди мертвенной тишины дыхания двух девушек.
-Я пойду за тобой. - дрожащими пальцами, как приговор на двоих. Но не этого ли добивалась блондинка? Стоит отпустить веру в невозможное, и оно наступает. Падает шапками снега, заставляя дрожать от страха и неуверенности, вынуждая прогнуться под своей тяжестью.
И вот рука, еще мгновение назад тщетно пытающаяся распутать русые пряди, теперь нерешительно и осторожно касается руки протянутой. Протянутой добровольно почти, но еще неуверенной в своем жесте. Холод чужой кожи почти обжигал. Кутаешь себя шарфом, как траурным покровом. И мерзнут руки, и остывает сердце.. Короткое соприкосновение подушечек пальцев, как искра, как последний порыв. Отбросив все сомнения, которым не было места в самом начале, Шаника переплела чужие пальцы своими.
-Так просто? - на губах мелькнула улыбка, искренняя и открытая. Не согреть, так просто подарить немного того самого. Что шепотом сорвалось с губ. То, в чем одержимость. Но было совсем не ясно теперь куда идти. Когда все как-будто улеглось. Когда острые эмоции не били по зрачкам наотмашь.
Сбросить все и идти с закрытыми глазами на воображаемый свет. Так учили те, кто называли себя родителями. Но невозможно вообразить на двоих. При всем не_одиночестве. В мире нет ни одного настоящего дуэта.
-Где теплее всего, скажешь? - попытка заглянуть в глаза, найти ответ, который вряд ли прозвучит. И осторожный шаг в сторону, увлекая за собой преподавательницу. Прочь из уже ненавистного коридора.

- В чужом сердце.
Такой приговор. И молотком судья по дощечке. И листовки мусором по ветру. Листовки с одним лишь портретом. Портретом лживой обреченности в глазах. Живой фоторобот.
В чужом..сердце.. Эхом разносилось в голове, как гул по тоннелю. Как крик в осеннем лесу. В котором уже нет листьев, а в прозрачном воздухе нет ни капли желания противиться звуку. В сердце.. Короткий укол слева под ребрами. Может, совесть. Может, осколок ребра добрался до нерва. Медовые глаза часто моргали, упираясь взглядом в пустоту. Не различая ни людей, ни стен. ..Говорили, у него редкий случай отравления ртутью. Говорили, он ходит по вырванным нервам. Превращает слезы в вино, жизнь в игру, смерть в победу.
Еще пара метров дались совсем не легко. Как по болоту, увязая каждым шагом. Все глубже в непонимании и остром осознании. В нежелании признавать свою беспомощность. В неспособности отступить, оставить как есть. Предоставить возможность самой выбирать себе ..чужое сердце.
Еще один шаг. Только один. А прошла уже минута. Из форточки резко пахнуло уличной непогодой. Желтый электрический свет неожиданно показался теплым и уютным. Таким, как камин в зимнее утро. Хотелось тянуть к нему руки, только не поможет. Теплее в чужом сердце.. Как проклятье. Перевернувшее мир. Навсегда заставившее утратить возможность согреться у батареи. Так холодно бывает только полежав в земле. Тоска и голод надевают маски красоты или невинности, чтобы искать однажды отнятое сладкое тепло. И брать.
Пустыми глазами под ноги, которые послушно несли вперед, уже чуть быстрее. Вниз по лестнице. Стараясь ступать осторожно, не споткнуться. Не позволить оступиться и той, что покорно шла. Разрушив всю светлую уверенность до основания.
В воспоминаниях такой же дождь. Ледяной и проливной. И босые ноги по лужам, вода везде. Второй день беспросветного ливня. Который вдруг прекращается. А серое низкое небо становится цвета горького шоколада. Вторя шлепающим по лужам пяткам, рядом шагала другая девушка, комкая улыбку. Остановившись, бросить "не стОит", но не увидеть зонт уходящим прочь. Такая пустая попытка отделаться от искренней помощи. Смириться. Все что остается. И вот теперь она играет роль добродетеля. Роль шоколадного зонта под ливнем.
Остановившись на лестничной клетке. В промежутке между первым и вторым этажом. Замереть на секунды, тянущиеся часами. Не в силах принимать больше решения за ту, другую. Тремя словами разрушившую всю уверенность. Лишившая всех сил помочь. В том мире, где безмолвно все со всем давно согласны, и спрос на гвозди и на доски для заколоченных ушей и глаз достиг завидных цифр, пусто. Пересыщенная пустота. Такая плотная, что по ней можно бегать. Шани лишь сильнее сжала пальцами ладонь до сих пор незнакомой преподавательницы. Для которой хотела сделать все, что могла. Хоть и могла не так много. Что один реабилитированный аутист может сказать другому при встрече?
-Этого ли я хотела..? - едва слышным шепотом с губ. Я лечу по отвесной вниз. У меня нет парашюта, у меня не вырастут крылья, за мной не прилетит волшебный спасатель. Нажала на красную кнопку, завыли сирены. Открыла газ - ждала час - приспичило покурить. Пыталась заминировать здание, оказалось свой же дом. Скоро здесь все взлетит на воздух. Медовые глаза скользили по линиям стен в почти панической нерешительности.
-Я не знаю дороги к сердцу. Для меня они все закрыты. - отпуская чужую руку, почти сдаваясь. Опираясь спиной о стену. Отворачиваясь к окну, мутному и мокрому. - Куда угодно, но не туда.