<---- Комната №24

Рэй неспешно шла, озираясь по сторонам. Коридор был пуст, и ясное дело, что она забрела куда-то не туда. Интересный поворот. И что же теперь делать? Она даже не знает, где находится. Вот что бывает, когда бродишь по школе одна. А у Рэй была не слишком хорошая привычка во время глубоких размышлений о собственных проблемах идти, куда глаза глядят. По крайней мере, хорошо, что это не жуткий тёмный коридор, как в хоррор-фильмах, а просторный и светлый, но сам факт того, что она потерялась, был пугающим. А вдруг она забрела туда, где ей быть не следует и нельзя?
Рэй снова оглядела пустой коридор и в очередной раз убедилась в том, что он довольно длинный и по обеим сторонам расположены двери. Интересно, что это за место? В общем-то у них в ученическом общежитии коридор похожий и двери стоят точно так же - друг напротив друга. Будь Рэй лет на пять малдше, она  бы естественно разревелась. Но Исаяма уже не помнила, когда в последний раз роняла слёзы, да и плакать она вообще не любила.
Спокойно. Ты уже большая девочка. - подумала она, прислонившись к стене. Хоть какая-то опора была нужна, чтобы не сойти с ума в такой нелепой ситуации. Жаль, что у неё здесь нет пока никого из друзей и даже из знакомых, чтобы просто держаться вместе. Исаяма потёрла виски и чуть было не сползла по стенке на пол, но собственная цивильность напомнила ей, что она рискует испачкать шорты, если пол в коридоре не мыли сегодня утром. - Если пойти вперёд... - она посмотрела в конец коридора. Там был тупик, а вернее сказать, огромное окно. Выти она не сможет. если только не соберётся выпрыгнуть. Назад идти нет особого смысла, ибо как Рэй сюда попала, она тоже не помнила. Зачем идти назад? Чтобы опять заблудиться и забрести неизвестно куда?..
- Спокойно, Рэй.
Это, по крайней мере, действовало успокаивающе, но разговаривать сама с собой - плохая примета.

Бывают разные виды одиночества. Одиночество приятное, когда уходишь от шумной толпы, отдыхаешь и проводишь время наедине с собой. Одиночество утомительное, когда сидишь у себя в комнате, плюёшь в потолок и чуть ли не умираешь со скуки. Одиночество необходимое, когда нужно успокоиться, чётко сформулировть проблемы и привести мысли в порядок.
Сейчас же Рэй наполняло одиночество жутковатое, когда вокруг никого, а от безысходности воздух не идёт в лёгкие. Девушка перестала тереть указательными пальцами виски, словно вдруг вспомнив, что она запросто может протереть в голове дырки. Опустив одну руку, она от нечего делать стала барабанить пальцами по холодной стенке. Вторая рука безвольно болталась, а в голову Исаяме снова полезли нудные мысли.
Одна. Не люблю быть одна. Кагура...
Как всегда, когда ей было одиноко, она вспоминала о сестре. Как глупо, что старшая сестра нуждается в младшей. Должно же быть наоборот. Но она ничего не могла с собой поделать. В горле пересохло - скорее всего, не от недостатка влаги в организме, а от этой безысходности. Длинные пряди чёлки закрыли половину лица, но в этот раз Исаяма даже не пошевельнулась, чтобы, как обычно, затолкать её за ухо.
Вот чёрт. Веду себя как нюня. Хватит. Возьми же себя в руки. Что я скажу, если меня найдут здесь?
Неожиданно послышался звук шагов. Нет, это даже был стук каблуков об пол, будто кто-то танцевал чечётку. Мда уж, мало ли кого можно встретить в этой странной школе. Рэй встрепенулась и повернула голову на звук.
- Хм? - вырвалось у неё, когда она увидела неподалёку молодого человека весьма солидного вида с папками в руках. Ничего особенного: брюки, чёрная жилетка и рукава белой рубашки, закатанные до локтей. А вдруг это учитель? Хотя она не так уж часто видела таких молодых учителей. Тем не менее, она мгновенно поправила чёлку, сделала шаг от стены и выпрямилась.
- Добрый вечер, мисс. Могу я чем-то вам помочь?
Выражение его лица было серьёзно, как в общем-то и подобает учителю, тон довольно приемлемый, не сердитый и не язвительный. Рэй сделала ещё шаг навстречу ему и ответила:
- Добрый вечер, сэр. Простите, я немного заблудилась. Видите ли, я совсем недавно приехала и решила осмотреть школу. Но теперь я даже не представляю, где нахожусь. - она сделала паузу и решила на всякий случай представиться, чтобы не показаться невоспитанной. - Меня зовут Рэй Исаяма.

Взгляд его был... пронзающий. После её ответа он как бы невзначай скользнул по ней взглядом, а потом объяснил, что она находится в коридоре... учительского общежития.
Вот уж не думала, что угораздит забрести в такое место. - она чертыхнулась про себя и торопливо заправила выбившуюся прядь чёрных волос за ухо. - Как-то подозрительно получается: девушка-ученица, к тому же новенькая, вечером что-то делает в корпусе учителей...
Учитель предложил ей свою помощь в роли гида, чтобы показать ей школу и представился. Широ Куроки... К тому же, заместитель директора. Широ-сенсей или же Куроки-сенсей? Как ему будет угодно?.. А вот насчёт экскурсии по школе... Весьма заманчивое предложение, если учесть, что ей абсолютно нечем заняться. Также он упомянул, что комендантский час ещё не скоро. Рэй на секунду непонимающе уставилась на молодого человека. Видимо, она ещё многого не знает об этой школе. Хотя, комендантский час наверняка обычное явление в школах и академиях такого типа, где есть общежития и ученики проводят весь учебный год вдали от дома. Дом...
Нет-нет, лучше об этом не думать. Да что с тобой, Рэй? Перестань вести себя как ребёнок. Ты уже взрослая и можешь быть самостоятельной и ни от кого не зависеть. - конечно, она сама себе не поверила. И... как он назвал её? "Госпожа Исаяма"?.. Рэй понадеялась, что не ошиблась школой и не попала в учебное заведение для отпрысков людей из высшего света. Интересно, здесь все так говорят? Если да, то ей придётся привыкнуть. Хотя всё время демонстрировать безупречные манеры, как она считала, рано или поздно надоедает. Она подняла перед собой ладони, будто собиралась ему сдаться и заулыбалась:
- Что вы, Куроки-сан, какая же я госпожа. Прошу вас, не стоит, мне становится неловко... Эм. Конечно, я буду весьма признательна, если вы устроите мне небольшую экскурсию...
Мда уж. Не ожидала она такого. Совсем не похож на обычного учителя. Обаятельный, галантный... настоящий джентльмен. Поэтому она старалась как можно тщательнее выбирать выражения, чтобы произвести хорошее впечатление.
- Рэй-сан, вы ведь уже обустроились в своей комнате? У вас нету пока еще неки, верно? - вдруг спросил сенсей.
Рэй задумалась. Сейчас она снова стала бы задавать себе вопросы. Но теперь перед ней стоял человек, у которого можно было всё выяснить. Причём это был заместитель самого директора, который, верно, в курсе всех важных дел.
- С комнатой всё в порядке. Но насчёт неки... Куроки-сан, я могу задать вопрос? Может быть, это меня не касается, если так заведено, то пусть, но... зачем это? Зачем ставить одних в подчинение другим? Это какой-то эксперимент?
Тут же Рэй задумалась, не слишком ли много вопросов. Конечно, заместитель директора не обязан раскрывать ей мотивы действий администрации, ведь устав есть устав, но... Ей казалось, что если у неё появится слуга, то она и будет относиться к нему как к слуге. Ведь в ней всё ещё остались те черты из прошлого. Два года назад. Она не упускала случая поиграть с чужими чувствами и была слишком самолюбива. Эдакая госпожа... Так что обратись к ней так Куроки-сан в то время, она бы приняла это как должное.

Широ уже начал спускаться по лестнице, как вдруг ему на встречу вылетел завхоз "с вооот такими глазами", как говаривают в таком случае. У Широ дернулся нерв на лице при виде этого субчика - с его "вооот такими глазами" от этого пожилого дяденьки радостных известий никогда не приходило.
Что? Опять потоптанные клумбы? Сломали бочок в туалете? Изрисовали стену граффити?
- Господиииин Шиииироооо! - Широ нервно хихикнул, разумеется, про себя. Завхоз не добежал до него ровно одну ступеньку, и теперь, склонившись, тяжело дышал. Заму даже стало его немного жаль - ровно до тех пор, пока тот не раскрыл рот и не начал свою преисполненную праведным гневом речь. - Там... эта... В вашем кабинете! Уф...
- Успокойтесь, - мирно проговорил мужчина. - Не торопитесь, за вами никто не гонится.
Но тот лишь самым возмутительным образом отмахнулся от элементарной вежливости.
- Там! Сигнализация у вас сработала!
- Оу, да что вы говорите, - пробормотал Широ, судорожно пытаясь вспомнить, на сколько замков он закрывал за собой дверь. Неужели кому-то понадобилась баночка с реактивами? Или тот наркоман-кицунэ из старшей группы решил позаимствовать спиртовую горелку для своей отравы? Все не слава богу...
Широ, слегка помрачнев, благодарно кивнул и наказал завхозу проводить стоявшую за его спиной девушку в столовую. Затем, коротко извинившись перед ней, быстро сбежал по ступеням вниз, к кабинетам. Ничем паленым пока не пахло, значит, экспериментировать пока не начали.
Что за ученики... кого попало пихают в Рейби, никакой дисциплины...

Кабинет химии

пы.сы. Рей-чан, прошу вас, если надумаете здесь отписаться, то отыграйте завхоза как нпс, мы все равно в столовую собирались. просто проводит вас и все, чтобы я спокоен был.

Квартира Сольвейг Йенсен >>>>>

Только стены и двери. За каждой дверью – новый мир, маленькое личное счастье каждого из учителей. Место, где можно остаться наедине с собой, выпустить все свои мысли и чувства, не скрываться, быть собой… не держать маску. Сольвейг помнила, как это делала Рико – на людях собранная и строгая, у себя дома она становилась похожа на маленького капризного ребенка. Разве что маленькие дети не курят и не пьют кофе. Рико… шумная, яркая Рико…
В мире Сольвейг Йенсен никогда не было шумно. Она любила тишину и шум моря о холодные скалы; любила песни ветра и ощущение, когда вокруг нет никого, когда ты остаешься одна в этом мире, единственная и последняя.
Там, в Норвегии, она любила выбираться на открытую скалу, нависающую над морем. Во всем этом, в открытой стихии и мертвом камне была такая сила, которую сложно написать, изобразить на бумаге, эта сила была всюду, и не было в целом мире ничего, кроме нее. Исчезало время и пространство, исчезало все, и даже собственное «я» казалось потерянным или незначительным… Ветер, море и камни. Сила. Ветер… море… и камни…
И тогда казалось, что вовсе и не было Ларса Йенсена и Денизы Уинстон, казалось, что никого не было… Что Сольвейг была рождена диким ветром, соленым и седым, быстрым и вечным. И бесконечно холодным – оттого она никогда и не может согреться.
Это была ее легенда. О которой она не рассказывала никому, даже бабушке. Это была ее тайна, ее сказка, в которую хотелось верить.
Шинро… нет, он не был таким. Он мог быть рожден ночным небом – верно на ум приходила эта ассоциация с ночью, потому что иначе быть не могло. Шинро был совсем иным, не похожим на нее, на Сольвейг. Он был теплым – хотя она не касалась его, но она отчего-то знала это точно. Знала то, что у него теплые руки и чуть загрубевшая кожа на ладонях. Начиная выстраивать то, что будешь рисовать, замечаешь подобные особенности, без осознания которых картина будет для тебя неполной. А ведь художники рисуют зачастую вовсе не для других…
Коридор. Только стены и двери. Двое кошачьих, идущих по нему куда-то вперед, мимо чужих миров и чужих воспоминаний. Думающие о разном, но в то же время о чем-то схожем. Так… бывает, наверное, Саль точно не знала. Не могла знать.
Но вопросы, которые он задаст, могли чуть приоткрывать завесу. И художница ждала, терпеливо. Прижимая папку к груди и отмеряя время легкими шагами и негромким стуком каблуков по полу. Глухой звук… Она бы предпочла, чтобы его не было вовсе.
- Да, - согласился кот с ее замечанием, согласился с тем, что она была права в своих ощущениях. Хорошо… она не любила ошибаться, хотя, конечно, невозможно существование чего-либо без ошибок вовсе. Это неотъемлемая часть этого мира, этой природы… Одними из ошибок этой природы они и были – люди со звериными признаками, с нечеловеческим чутьем. Все по-разному относились к такому, кто-то скрывал, кто-то, наоборот, гордился этим…
- Я хочу спросить многое, - продолжал Шинро, и Сольвейг едва заметно кивнула, разрешая ему спрашивать. Все, что в ее силах… Это отвлекает, а потому и было важным. Впрочем, может быть, далеко не только поэтому, Саль не знала, не задумывалась об этом, вслушиваясь в голос Шинро. - Вам же известно обо мне, не так ли, Йенсен-сенсей?
Известно… Это могло бы быть несколько даже стыдным, то, что она знает некоторую информацию о ком-то до личного знакомства, но если учитывать бытность художницы учителем, то это, конечно, можно было себе простить… Но все равно… все равно на скулах понемногу разгорался алый огонь, он никогда не мог исчезать надолго.
- Да, я… - она виновато опустила уши, - я уже упоминала, я видела ваше личное дело, и… - было сложно сформулировать мысль так, чтобы не сказать чего-то обидного или чего-то непонятного. Но она пыталась, отчаянно, ведь без этого было бы невозможно быть учителем. – Я имею некоторое приблизительное представление о вашей личности и о вашей жизни до этой школы, - Сольвейг, до того смотрящая в пол, посмотрела куда-то вдаль.
Исключительно сухие факты, резко очерченные, без подробностей. Но и они представляли интерес, а потому Сольвейг изучала личные дела. Нужно было быть готовой…
И она старалась.

Если сейчас остановиться, перестать двигаться, замереть, перестать дышать – услышит ли она шаги кота рядом с собой? Тень… Неслышный, вкрадчивый. Но не тушь… Не тушь, уголь. Каждый штрих – как вдох или выдох. Каждая черта – как спряжение глагола «etre» во французском. Неслышные движения, бесшумные шаги за стуком каблуков.
Внезапно задуматься – а что, если бы чувствовать его рядом с собой всегда? Всегда знать, что если снять туфли и пойти босиком, то можно услышать тихую поступь в такт собственным шагам? Это что-то… теплое? И незнакомое, а оттого немного пугающее, но до странного заманчивое. И если думать об этом – то точно не сейчас, когда впереди – уроки, общение с учениками, с людьми и с полузверями… Стоило сосредоточиться на этом. Потому что она не сможет простить себе провала.
Быть может, хорошо, что у нее сегодня нет уроков в классах, где учатся ее ученики. Перед ними, наверное, будет еще сложнее, ведь те знают ее, Сольвейг Йенсен, немного лучше остальных. А кто-то даже видел ее картины… И она до сих пор не могла определиться, хорошо ли это, или она сделала это зря, совершенно необдуманно и глупо.
Как будто неожиданно закончились коридоры – Саль прижала к себе папку чуть сильнее. Страшно… было страшно, но это – неизбежность. И с каждым шагом уроки все ближе… Все ближе и ближе. Неотвратимо. Узнал бы кто, что творится сейчас в голове у учительницы рисования… Это же просто смешно, в конце концов. Еще ни один учитель так не боялся уроков!..
Тяжелый шелк юбки пошел волнами – Шинро задел его хвостом. Эти несколько минут до учебного корпуса рядом будет Шинро, и… это успокаивало, немного – он был все-таки знаком художнице, видел ее картины, перед ним она распахивала душу… Така и Шинро были теперь чуть ближе остальных – потому что они видели, чем дышит Сольвейг Йенсен. А это было важным для нее.
- Вы очень ответственны, сенсей, - заметил Шинро. Художница приподняла брови – кажется, ответственность, это неотъемлемое качество любого учителя, разве нет? - Это правильно, - он как будто ее похвалил, и это показалось забавным; Сольвейг прикусила губу, пытаясь сдержать напрашивающуюся улыбку. Ответственность – это правильно… Она не отрицала этого.
Хотя от этого можно было вспыхнуть и уткнуться взглядом в дорожку под ногами, чуть сильнее забарабанить хвостом по юбке, почувствовать… как сердце часто бьется. Можно было, а вместо этого она смотрит куда-то вперед и улыбается. Наверное, неправильно со стороны сущности Саль. Наверное…
- А у Вас много учеников?
- Двое, - она рассеянно посмотрела на здание учебного корпуса. – Должно быть трое, так предписано правилами школы, - Сольвейг вздохнула. Ей… хватало двоих. Покуда. Но когда администрация школы решит дать ей третьего ученика, художница не станет противиться. Она всегда следовала правилам, никогда их не нарушая…
Или почти никогда.
Уроки… уроки. Неизбежное все ближе, и чем ближе, тем сильнее хочется убежать, спрятаться за дверью своей мастерской, пытаясь унять бешено колотящееся сердце, уговаривая себя успокоиться и не бояться. Но нет, нельзя, нельзя – и она уговаривала себя так, мысленно, внешне почти спокойная. Теперь не спасало даже присутствие Шинро, на которого она отвлекалась.
На уроках отвлекаться будет не на кого – да и нельзя это делать.
Крыльцо, дверь… прохладный холл учебного корпуса. Они остановились, оборвали ленту движения. Все… Сольвейг облизала губы, нервничая, посмотрела в пол, потом в стену, потом, наконец, на Шинро – сначала на кончик его уха, потом в глаза, а потом снова уткнулась взглядом в пол.
Тихо-тихо…
- Господин Сата… - она вздохнула. – Я не слишком уверена в вашем… желании идти на уроки, - осторожно призналась Саль и робко подняла взгляд. – Но все-таки я… рекомендую вам посетить занятия. Вашим первым уроком будет химия, кабинет – вверх по лестнице и направо по коридору, вторая дверь, - она слишком хорошо помнила, где этот кабинет – часто приходила туда к Рико. – Если вдруг вам понадоблюсь я, то… мой кабинет на том же этаже, пятый по коридору налево, - художница быстро вдохнула. – Я надеюсь, ваш первый учебный день пройдет удачно, - равно как и мой. – Мне было приятно провести с вами время, господин Сата.
Снова в изгибе губ промелькнуло что-то от настоящей улыбки. Несколько секунд – и тонкая фигура Сольвейг скрылась за дверью, ведущей в административное крыло. Следовало заглянуть в учительскую...

>>>>> Уроки >>>>> Коридор рядом с дверью комнаты №9 >>>>> Квартира Сольвейг Йенсен