Стремительно и невозможно – что так скоро белый акайрин может касаться темной кожи, проводить по ней пальцами, что так скоро может быть совсем рядом. Стремительно и невозможно – еще утром, показывая шрам от когтей каар-ардана, Айритайрин выгибалась, чтобы Мэтт не смог до него дотронуться, а теперь сидит, позволяя ему обнимать рукой ее за талию. Стремительно и невозможно, недостойно ульвиган Наджаррах. Проигравшей ульвиган Наджаррах. Стремительно и невозможно…
Уделяя этому в глубине души, наверное, слишком большое внимание, но даже не пытаясь разобраться в причинах. Понимая, что этого нельзя было позволять, но разрешая, оправдывая все тем, что проигравшей, падшей – можно. Сознавая, что не надо придавать этому  такого значения, почти не замечать, как делает это Мэтт, и злясь на себя за то, что ничего не выходит.
Слишком по-обыкновенному, не по-тайрински. Обидно. От осознания еще обиднее.
Не по-тайрински – тихо гореть в чьих-то руках, а не вспыхивать жарким пламенем, сжигая все, что оказывается рядом, опаляя чужие души, выжигая дотла, оставляя только обгоревшие остовы и серо-черный пепел, легко оседающий на землю.
Гореть, но не сжигать.
А того белого человека сжечь она не смогла – не хватило огня, не было времени охватить пламенем чужую душу полностью.
- Надо сказать... – Тайрин машинально потянулась рукой к чипу, дотрагиваясь до металлической пластинки. О чипе знал еще и усатый, он что, не сказал врачу о том, что эта штука там есть? Странные люди. Странные, странные люди. - Я не уверен, но эта штука могла испортиться после того, как в тебя попали из того оружия, - испортиться? Девчонка нахмурилась. Вдруг Мартин захочет заменить эту штуку на новую, если эта испортилась? Или… может, захочет убрать ее совсем. Экрана-то больше нет. - Сломаться совсем или начать работать неправильно. Проверить, работает ли, они не смогут, потеряв тот... экран, - они его не потеряли, - Тайрин фыркнула. Они не потеряли, Мэтт же его сломал. - А у дока есть специальный аппарат, он сможет посмотреть изнутри.
- Пфф, - высказалась кицуне. Изнутри… Каким образом, интересно, он это сделает. Разрежет ее своим специальным аппаратом и вытащит чип? Посмотрит и засунет обратно? Белые врачи – странные врачи, в любом случае. Но Мэтт думает, что надо сказать… Значит, она скажет. Хотя об этом лучше сказать Мартину, а не врачу.
Мартин… Номер Мартина.
Мэтт провел ладонью по ее бедру, до того прекративший касание. Тайрин попыталась подобрать свисающий с кушетки хвост, пристроила его куда-то поверх ног парня.
- Номер Мартина должны знать эти люди, - сказал Мэтт, как-то слишком посерьезнев. - Тайрин... – она приподняла уши и чуть сощурилась. - Я хочу, чтобы ты меня сейчас послушала внимательно и тихо, ладно? Скрытно...
Девчонка кивнула, тоже заражаясь серьезностью, в ее исполнении – несколько мрачноватой. Одно ухо она развернула в сторону охранника: то, что сейчас скажет Мэтт, наверняка не предназначено для слуха человека, а значит, за тем надо следить.
- Я сказал, что мне нужно встретиться с Ито, - Ито… это тот, невысокий. Дурацкое имя. Тайрин снова, как прежде, застыла. Заметила, что Мэтт тоже следит за охранником. - Ты уже разговаривала с кем-то, кто записал твою историю про этого... урода. Который искал тебя, - с усатым… Да, он хотел знать, почему Тайрин напала на человека, и очень удивился, когда понял, что не знает, зачем тот человек ее искал. - Они собирают факты, эти истории, чтобы понять, что произошло, - и, судя по всему, тот человек рассказал им совсем не то, что Тайрин. Люди врут. Они по-другому не умеют. Не все, но не умеют. - И потом будут принимать решение. А я хочу им рассказать другую историю. Я буду их обманывать, буду говорить вещи, которых не было.
Мэтт хочет врать. Хочет поступить, как… как человек. Кицуне сильно прикусила губу. Врать… зачем? Врать было нельзя, иначе получится что-то совсем плохое. А пока усатый узнает, что человек не должен был ее искать, и… а потом Мартин приедет. И все будет хорошо. А врать… нельзя было врать. Ложь в смешении с ложью ничего не даст. Ровным счетом ничего. Будет только хуже.
- И попробую узнать номер Мартина. Тебя оставят, скорее всего, здесь, - он хочет сказать, что его заберут отсюда? Пфф, дурак… - Особенно, если сказать, что болела голова. Болела голова, и ты не помнишь номер Мартина, а позвонить тебе разрешили. У врача есть телефон, и он может узнать номер. Понимаешь?
Тайрин длинно выдохнула и облизала губы. Надо было объяснить… и сделать это словами. Сложно. Но… кто сказал, что будет легко?
- Я пойду с тобой, - первым делом заявила девчонка, тем же тоном, каким говорила ранее, что Мэтт принадлежит ей. – И ты не станешь им врать, - точно так же безапелляционно. – Тот человек тоже соврал им, и если они услышат три разные истории, то они скорее поверят человеку, - она вздохнула. – Люди же.
И тот акайрин тоже был на стороне людей, предатель. А на их стороне – они сами и Мартин, которому еще надо позвонить.
И что-то подсказывало, что Мэтт в своей истории может подставить себя, чтобы выгородить ее, Тайрин. А она… В голову вдруг пришло осознание: с ней ничего не случится, люди ничего ей не сделают – если признаться самой себе. Она стоит слишком много денег, а для людей деньги важнее всего. Вот только Мэтту об этом говорить… не хотелось. Получается, что она как будто вещь. Она, гордая Арьялу Ульвиган Айритайрин, стоит кучу денег и в принципе может продаться, как что угодно. И признаться в этом вслух значило бы… сознаться в чем-то стыдном.
- Номер Мартина я спрошу у этого… у Ито. Он скажет, - Тайрин закончила сумбурно-смятую тираду, немного нервно дергая кончиком хвоста. Предстояло еще признаваться в неумении пользоваться телефоном. Хотя, скорее всего, Мэтт об этом уже догадался.

Нет, нельзя было врать. Правда была на их стороне, а все люди – лгут. Тот усатый, он же не ответил ничего на обвинение в нечестности, а значит, люди лгали. Тайрин была в этом уверена. Не лгал только Мартин, но он не лгал именно ей, а остальным – сколько угодно, она знала. Когда надо было выкрутиться из какой-то ситуации, когда что-то не сделали и куда-то не пришли, когда куда-то опоздали… Люди были лживыми, такова их природа. И их не изменишь тоже, равно как и себя.
Девчонка завозилась на краешке кушетки, меняя позу и теперь поджимая под себя обе ноги. Хвост так и остался лежать на простыне, подрагивающий на кончике. Айритайрин не была уверена в том, что Мэтт ее послушается… И это было странно, считать, что кто-то может ослушаться тебя, тем более, если этот кто-то – твоя полная и безраздельная собственность на веки вечные и чуть-чуть дольше, примерно раза в полтора. Но тем не менее, она сомневалась.
Им обоим не нравилось то, о чем они говорили, но они все равно продолжали это делать. Если бы кицуне смотрела на это со стороны, то сочла бы и себя, и Мэтта дураками – зачем делать то, что не нравится? Глупо же как-то, действительно.
Говорить было надо.
- С Ито надо быть осторожнее, - сказал Мэтт. Тайрин озадаченно дернула ушами. Осторожнее… - Он следует правилам, и его здесь не очень любят. Он не пользуется уважением, вопрос только, почему, - он облизнулся; девчонка неосознанно повторила это движение. Ито не пользуется уважением… почему? Оно ему не нужно? Глупо не пользоваться тем, что у тебя есть… - Док по статусу ниже и открыто нарушает правила, например, оставив нас вдвоем, - получается, он не должен был этого делать? Люди – странные. Странные-странные. - Этот помощник может потребовать, чтобы мы сидели порознь.
Пусть только попробует… - рука сжалась в кулак. Мэтта нельзя было оставлять одного, среди этих людей. Особенно если их станет больше, и этот Ито… Пусть только попробует что-то сказать, пусть только рискнет – ему будет плохо.
- Тебе тогда лучше будет оставаться здесь. Если будет возможность – конечно, будем вместе, - если будет возможность… Он что, исключает вероятность того, что на людей можно надавить? Это же люди, пфф! Люди – слабые… Они прячут сильных в клетки.
Со стороны охранника послышался негромкий стук. Тайрин внимательно на того посмотрела. Нет, он, кажется, не слышит ничего, но пытается услышать. Люди ужасно несовершенны. И хвоста у них нет. Неудачники.
- Но обычно для разговоров они уводят по одному. Поэтому я говорю, что тебе лучше остаться здесь. Врач сдерживает охранников, - ага, за плечо. - А меня сюда все равно вернут, из-за ноги.
Значит, здесь они пробудут до того момента, как приедет Мартин. Значит, надо будет ему сказать, что они здесь, чтобы он знал, куда идти и откуда их забирать. Наверное, надо чтобы этот Ито пришел быстрее, чтобы можно было позвонить Мартину.
- Я не знаю, как пойдет разговор.  Но… хорошо. Буду держаться правды.
Тайрин перевела взгляд с охранника на Мэтта. Он ее послушался, надо же. Девчонка улыбнулась с каким-то неясным торжеством и ничего не сказала – неприятную тему можно было оставить. К этому можно вернуться тогда, когда придет врач. Снова злиться, скалить зубы и трепетно оберегать свою собственность от покушений на нее.
Мэтт шумно вздохнул, поправил простыню, заставляя кицуне чуть подвинуть свой хвост, возвращая его на прежнее место на ногах Мэтта – так было удобнее.
- А цифр совсем никаких не помнишь? – вопрос был задан с некой надеждой. Девчонка задумчиво прикусила губу. Цифры… она помнила только одну – собственный возраст.
- Мартин говорил, что этот номер знает ди-и… - чуть нахмуриться, вспоминая, - …ректор, - странное слово. – Или кто-то, похожий на него, - стук с той половины кабинета усилился. – Пфф, - прокомментировала происходящее Айритайрин, тут же переключаясь на интересовавшее: - А почему люди думают, что нам нельзя быть вместе?
- Эй… потише там, вы меня поняли? – не выдержали на той половине кабинета, громко стукнув напоследок, за что были одарены испепеляющим взглядом черных глаз. Безумно хотелось зашипеть, но девчонка сдержалась – Мэтт же хотел, чтобы она не нервировала охранника.
Хотя это как-то по-дурацки.

Она устала. Правда. Устала от всего этого, от этой невыносимо-вязкой кутерьмы событий, устала злиться и ненавидеть; и сейчас – это было как будто пробелом во времени, паузой, остановкой, временем отдышаться, хотя дыхания и не перехватывало. Скорее бы позвонить Мартину… скорее бы! Потому что эта пауза не станет долгой, скоро придет врач и надо будет опять, опять… совершенно не думая о том, как все это надоело, и как хочется успокоиться.
Но у пламени никогда не бывает покоя. Оно либо есть – либо его нет. Умерло под порывами ветра, погасло, растаяло, как дымка, как туман.
Можно было сидеть и не чувствовать, как от постоянных оскалов болят скулы, не чувствовать в груди испепеляющее желание зарычать и вцепиться в лицо, не знать, что если провести когтем по тонкой белой коже, то она порвется, высвобождая – алое, густое, бесконечное, распарывая человеческую сущность и возвращая звериную.
Мартин всегда ругался, когда она ему говорила, что чувствует в подобные моменты. Говорил, что так нельзя, а потом махал рукой и отводил взгляд. Потом она перестала рассказывать – не хотела, чтобы Мартин злился.
- Нет, на директора не выйти, - Мэтт усмехнулся. Тайрин промолчала – она и сама знала это, - и до бумаг его не добраться.
На ответ Мэтта охраннику она, не удержавшись, фыркнула. Кажется, он сам нервирует охранника, несмотря на то, что просил этого не делать. Впрочем, может, поэтому и просил, потому что хотел нервировать охранника самостоятельно? Все-таки… это было более-менее весело. Хотя если тот нападет, драться будет все равно Тайрин.
Парень уронил голову на подушку, замолчал. Кицуне задумчиво разглядывала свои коленки и гадала, когда вернется врач, чтобы можно было в лоб потребовать у него позвонить Мартину – ждать невысокого или усатого не было сил и желания. Хотелось поскорее разобраться с этим. Наверное, нельзя так думать – всегда надо драться, доказывать себе и другим свою силу… Нельзя признаваться в усталости. А она и так достаточно за эту ночь показала свою слабость.
Тогда терять было нечего. Тайрин вздохнула, замечая, что Мэтт приподнялся, оторвалась от созерцания коленок и приготовилась слушать – парень наверняка что-то сейчас скажет. Нет, пока промолчал, только взял в свою руку ее ладонь, разглядывая царапины, оставленные собственными когтями девчонки. Царапины, ссадины, следы… Руки всегда страдали больше всего, и только в те полгода в Америке на них зачастую не было никаких царапин. Им было неоткуда появляться.
Это была большая пауза, те полгода. Очень большая. И под конец девчонка начинала привыкать и думать, что все не так уж и плохо. А потом – эта дурацкая школа…
Тайрин молча смотрела, как Мэтт проводит по ее ладони линию. Белое и черное… Контраст, резкая разница. Что-то неправильное.
- Люди врут друг другу, - зажмурившийся на мгновение, Мэтт заговорил, - и думают, что мы тоже будем врать, - потому что это люди. Усатый думал, что она будет врать, он ей не верил. Впрочем, это было понятно. - Они нас должны держать порознь, чтобы мы не могли договориться, о чем лгать – так они думают, - люди определенно были дураками. Хотя Тайрин это уже давно поняла, может быть, потому, что люди ей не нравились, а может быть, из-за чего-нибудь другого.
- Тайрин… если я не буду лгать им, мне придется сказать про экран. И отдать его им.
Он… он не сломал экран?! Он его не сломал? Значит, в любой момент сможет снова стать больно. Зачем он это сделал? Нет, зачем не сделал? Затем, что хотел, чтобы ей было больно, да? Он с ними заодно? Нет, так быть не может. Он что, хотел иметь контроль над ее болью? Нет же, сам хотел, чтобы боль ушла… Он не сломал экран!
Тайрин вырвала руку у сжавшего ее ладонь Мэтта. Занесла было руку, чтобы оставить царапины на другой щеке, но нет, не смогла, сжала в кулак, опустила.
- Ты его не сломал! – слова вырывались вперемешку с шипением. – Ты что, хочешь, чтобы мне опять было больно, да?! Хочешь, чтобы они опять меня искали? Я думала, ты… - шипение. Когти впились в ладонь, очередной раз пропарывая темную кожу. Тем лучше. Хотя это не успокаивало, не отрезвляло. – Почему ты его не сломал?!

Это была Тайрин. Вспыхивающая, злящаяся, яростная - темная до глубины души, неистовая, ненавидящая. И не могло быть иначе. Наверное. Она умела молчать, умела не мешаться, умела даже быть ласковой, хотя это было совершенно неожиданно. Никто и не верил в то, что она умеет быть такой постоянно. И, может быть, именно поэтому она такой не была.
Не было того, кто мог бы ее сдерживать, кто мог бы ее успокаивать - сейчас не было. Он приедет. Он научился терпеть, научился поворачивать все так, что всполохи злости затихали сразу же. Но его, черт возьми, не было! И она злилась, безумно, бесконечно, потому что не должно было так быть, не должно! Невозможно, совершенно, никоим образом!
Огради от боли. Заставь поверить в маленький кусочек свободы. Огради от боли!..
Мэтт не захотел этого сделать.
Он резко сел, тоже загораясь яростью, но ледяной, холодной, и Тайрин обжигалась ею, опаляя своим пламенем его. Контраст. Черное и белое. Ледяное и... пламенное. Плюс и минус, в конце концов! А антагонистом здесь была именно Тайрин, и она знала это, оттого распаляясь еще сильнее. Знала, что всех белых выбешивает одним своим существованием - пожалуй, исключением из этого был только именно Мэтт, и в слепой надежде, что он сможет совладать...
Я хотела, чтобы ты защищал меня!
Прикосновение белых пальцев к белой коже с красными полосами. Хорошо-о... чувствуй боль. Чувствуй боль вместе с моей, которую ты не смог разбить. Ведь это же было очевидно - разбить экран! Мартин привез его сюда, и если бы экрана не стало, можно было бы несколько часов или дней не беспокоиться о том, что люди будут искать, что будут причинять адскую боль...
Тогда - сознавалась в боли и говорила на своем языке. Зря?
- Друзьям не врут… Я сказал, что не буду лгать тебе, - хорошо, хорошо, но мог бы не говорить! Тайрин, честно, согласилась бы и на ложь - в таком положении было важно знать, что опасность и боль не придут хотя бы с такой стороны. Мэтт не дал такой гарантии.
Хотелось ударить. Можно было бы забыть, но он вспыхнул сам, заставляя распаляться еще сильнее. Хотелось ударить!
- На друзей не поднимают руки.
И поэтому она не сделала этого. Еще сильнее впилась когтями в ладонь - вдруг вспомнила, как когти каар-ардана разорвали кожу, заставляя думать, что все закончилось, что жизнь он забрал. Потом пришли воины и оградили от смерти.
От смерти...
Почему ты не сломал экран?!
- Не сломал, потому что думал отдать тебе, - зачем? Кицуне бы разбила его сама. Мэтт... хотел убить того человека, но не убил. Мог разбить экран, но не разбил. Черт возьми, кто ты такой, Мэтт?! - Потому, что думал понять, как он работает, отключить чип.
Да-а, они тоже долго настраивали, понимали, как работает. Было больно. БОЛЬНО! Терять сознание раз за разом, растворяться в боли, молчать, оказываться рядом с Эшли, сверлить взглядом людей, молчать... Молчать о боли.
Мэтт хотел причинять боль.
- Думаешь, они не найдут другой экран? Пока чип в тебе – они буду искать. И находить.
А ты, значит, хотел, чтобы экранов было больше на одну штуку? В сознании зарождалась мысль об ошибке. Об очередной. С самого начала.
Было бы так просто - разувериться... Остаться одной. И Мэтт перестал бы существовать. Ее... ее ли?
Он встал с кушетки, дернул простыню, в которую Тайрин вцепилась свободной рукой, разрывая ткань в очередной раз. Встал... врач говорил, что надо лежать. И ему больно. Стоять больно. Боль...
- Ты куда, парень, стоять, - рявкнул на Мэтта охранник, и Тайрин, уже почти не думающая, зарычала на Саммерса, за то, что посмел рявкнуть на... на Мэтта. Который никоим образом не мог быть ее защитником. Который... не разбил экран.
- Я – отлить. Или делать это здесь? – она не поняла фразы, то ли потому, что не хватало знания сленга, то ли потому, что думать было уже практически невозможно. Но это было неважно.
Убить или оставить жить?
Охранник шагнул к сетке, Мэтт смотрел на него. Тайрин беззвучно соскользнула с кушетки, дрожащая от ярости, как в ознобе. Теперь направляя злость на охранника.
Мэтт не разбил экран, не захотел защитить ее от боли, черт с ним. Он был важен.

Стоило ногам коснуться прохладного пола, как ситуация в кабинете изменилась сразу же; охранник теперь переключил все свое внимание на нее, переставая ругаться на Мэтта. Изменился в лице, выкинул перед собой руку в предупреждающем жесте, на что Тайрин зарычала чуть громче и чуть озлобленнее, хотя, кажется, дальше уже было некуда. Но это неважно.
- Стоять! - резкий окрик. Кицуне сделала шаг вперед, не отрывая от человека бешено блестящих черных глаз, в которых бесновалось адское пламя. Ну, что он сделает дальше? Боится... боится, даже стоя за сеткой. Люди ничтожны. И от осознания своей ничтожности не любят акайрин, не любят потому, что те во много раз совершеннее.
Теперь же этот человек пытался командовать. Ха!
- Разошлись, - снова приказал охранник, а Мэтт - ее Мэтт, не сломавший экран - обернулся, тоже ловя дикий и полубезумный взгляд.
- Медленно, без резких движений, отойти к стенке.
Мэтт развернулся к ней, медленно, как и было приказано человеком. Подчиняется? Подчиняется, да? Нет... не стал отходить к стене, зачем-то развел руки в стороны. Девчонка перевела взгляд на него, рыча уже тише и готовая при малейшем движении охранника броситься защищать себя и свою собственность. Готовая драться и дрожащая от ярости.
- И что дальше? - спросил Мэтт. Спросил, кажется, у нее, не понимая, видимо, что она собирается делать. - Если бросишься сейчас, тебя остановит перегородка.
Он что, думает, что она, Айритайрин, настолько глупая, будет кидаться на сетку? Да, она грызла прутья клетки, но только потому, что была закрыта в ней. Сейчас же закрыт охранник, правда, он может выйти, а когда выйдет - тогда и надо будет действовать. Отнять его жизнь... Взамен жизни того человека с экраном? Возможно. Она сама вряд ли знала.
- А он вызовет подкрепление, они заявятся сюда, применят дротики или газ, усыпив нас, - с них станется. Люди. Глупые твари. - Не будет больше разговоров, будет новая клетка.
Охранник зашевелился. Тайрин почувствовала, как напрягаются пальцы правой руки - выцарапать глаза человеку, расчертить пламенными полосами лицо. К собственной крови на когтях прибавится кровь этого белого. Чтобы обездвижить. Чтобы заставить замолчать. Чтобы навеки понял, что нельзя противоречить Арьялу Ульвиган Айритайрин.
- Тайрин, послушай, - снова воззвал к благоразумию ее акайрин. - Это все сложно. Но постарайся успокоиться. Послушай меня. Просто послушай, - громадным усилием воли рычание в груди затихло; кицуне просто тяжело дышала и все еще дрожала. Мэтт хочет, чтобы она успокоилась. Хочет, чтобы охранник при случае смог победить? Глупо... - Я не хотел причинять тебе боли, но ты можешь, конечно, мне не верить. Ты злишься, тебе обидно, тебе больно.
Она пыталась успокоиться. Но ей было обидно, ей было больно. Экран... Дурацкий экран! И Мэтт - дурак, не смог его разбить, а теперь говорит, что не хотел причинять боли! Но... не верить было невозможно, невозможно совсем, и...
- Но прошу тебя, успокойся, - увещевал Мэтт. - Подумай, зачем мне делать тебе больно, хотеть, чтобы тебя искали?
Тайрин не знала. Не знала, и хотелось верить, иначе быть не могло, но... зачем он его не сломал? Ведь мог же, мог! Мог...
Короткая вспышка темноты перед глазами.
- Эй, парень, хорош умничать, отойди от нее, - снова подал голос охранник, и одновременно с его фразой мир снова стал темнотой на мгновение.
Экран... они нашли экран... они ищут, белые ищут, белые что-то хотят... глупые белые... Кицуне зажмурилась на несколько секунд, ожидая приступа боли и тьмы, но его не было. Показалось? Как Сурвигану Остеке, который видел вещи, которых не было, которому белые давали порошок? Нет, нет, так не может быть. У нее нет порошка, и она - не Остека.
Озлобленный оскал.
- Посмотри, он боится, - Мэтт показал рукой за спину, на охранника. Девчонка знала, что человек боится. – Боится, что мы подеремся, запертые здесь, что он не выполнит хорошо свою работу. Что его начальник спросит, почему так произошло. И спросит у доктора, почему он нам разрешил быть вместе. Не Ито, а кто-то другой, будет их спрашивать, а потом решать, что с ними делать. Поэтому он нервничает.
И что, он предлагает теперь играть на руку людям? Людям? Это как-то вообще неприемлемо, ведь люди - враги, враги, они делают больно, они запирают в клетки, они... Люди! И что Мэтт хочет?
Разбираться желания не было. Мэтт все еще стоял, а стоять ему было больно, стоять было нельзя. Хотя он и говорил, что если не напрягаться - то терпимо.
Она почти успокоилась, даже дышала размеренно, только вздрагивала периодически от накатывающих вспышек ненависти к людям.
- Я хочу, чтобы... ты лег.
Договорить она не успела. Это было слишком быстро, во много раз быстрее, чем обычно - выключилось зрение, слух, потом она перестала чувствовать пол под ногами и мир вокруг себя. И не успела подумать о том, что это экран, не успела мысленно проклясть людей, не успела даже вскрикнуть, как в прошлый раз - просто рухнула на пол, не почувствовав удара, проваливаясь в оглушающую темноту, которая была сродни одному из самых ужасных кошмаров.
Тьма.

Вокруг была темнота.
Все вдруг перестало существовать, потеряло свой звук и запах, оставляя только бесконечную тьму, в которой не на что было опереться, не на что было встать. Все исчезло.
Закончилось все. Время, пространство, дыхание, стук собственного сердца, что-либо еще... Закончился голос. И казалось, что если закричать, если попытаться закричать, то ничего не будет слышно, ведь звук тоже закончился. И никогда... никогда. Отныне и навеки. Навсегда, навечно.
Здесь - тьма и бесконечный покой. Нет страха, нет волнения, нет злобы и ненависти. Нет диких взглядов и бешеной ярости.
Именно так она представляла себе смерть.
- Боль паиран илкан, - говорила мать тогда, кажется, очень давно, целую вечность назад. - Боль паиран илкан, торос, кэ?
Вечность назад... но ведь время перестало существовать. Когда? Неизвестно... быть может, времени не было никогда. Никогда. Не было вечности. Не было секунд, минут, мгновений. Не было ничего. Всегда была только... тьма. Только тьма... и ничего больше.
- Маль паиран илкан, - повторяла она потом, шепотом, оставаясь в доме шамана наедине со своей болью и лихорадочным сознанием, наполненным кошмарами и мыслями о том, чего она боялась неосознанно и страшно. - Маль карлэ паиран илкан ра, торос...
Маль карлэ паиран илкан ра... До маль паиран ото.
Тьма... нет ни боли, ни холода. Нет ничего. Когда-то... когда-то в другом мире вокруг были люди и акайрин, был... кажется, был кто-то, кто был дорог, но... нет ничего. Никогда не было ничего, и больше не будет, впереди только пустота, давящая, плотная, заставляющая бежать, но ноги не слушаются, и... некуда бежать. Не скрыться, не исчезнуть.
У эйдах ото.
Безвременье утягивало на дно. Заставляло захлебнуться и поверить в собственную ничтожность, беспомощность, заставляло поверить, что никто не придет. Неоткуда. Некому. Оставляя только... тоску? Нет. Ее не было тоже.
Она сидела в темноте. Если взглянуть вниз, то можно осознать, что внизу нет ничего, сорваться и упасть, и падать бесконечно, не разбиваясь, зная, что конца нет. Что никогда не будет. Никогда...
Это не было похоже на Ли'Тарган, каким его представляли в своих рассказах старики. Это не был Ли'Тарган... это была пустота.
Боль юдэкар ма лоо ото...
Спокойное осознание. Смириться... отчаяться. Подвергнуть сомнению то, что когда-то существовало. Подвергнуть сомнению свое существование. Себя...
Боль юдэкар бо лоо ото...

Тайрин глубоко вдохнула и резко открыла глаза. Ее будто вышвырнуло на поверхность, выбросило мощной силой, неведомой, невидимой, заставляя очнуться от кошмара, но еще чувствовать небом его вязкий и горький привкус. Тьма... была тьма, и ничего, кроме тьмы. Не было смерти, но и жизни тоже не было... Не было ничего, и пугало именно это.
Перед глазами был белый потолок, взгляд лихорадочно метался по нему. Сил встать не было. Не было сил даже принюхаться; кицуне только дышала и смотрела на потолок, пытаясь осознать себя, осознать то, что случилось, осознать... время. Снова почувствовать его бег. Можно было отсчитывать его почти неощущаемыми ударами сердца.
- Проснулась? – спросил голос откуда-то сбоку, и Тайрин судорожно пыталась найти взглядом его источник. Врач... это был уже знакомый врач, белый. От него по-прежнему пахло лекарствами, усталостью и - совсем немного - Мэттом. И запах... запах Мэтта тоже был здесь, независимо от врача. Родной запах... и оттого, что он был, было немного спокойнее. - Ты нас сильно напугала, девочка.
Экран... белые искали ее. Снова. Самый сильный сигнал, и... зачем люди испугались? Как будто не знали... А Мэтт? Где Мэтт? Его здесь нет, куда они дели Мэтта, что они с ним сделали? Но он здесь был. Не так давно, кажется... Ничего нельзя было сказать точно.
Все чувства были в смятении. Болела голова. Плохо... противно.
- Не двигайся некоторое время, - сказал врач негромко, а она и без того не смогла бы двигаться - не хватало сил. - Тебе поставили капельницу, поэтому рукой шевелить тоже не надо. Кивни, что ты меня слышишь.
Тайрин, осмыслив его слова, кивнула, скосила глаза на свою руку. Капельница... ей ставили ее уже, однажды, еще в Америке.
Врач проверял пульс, а Тайрин вспоминала английский, чтобы спросить, где Мэтт, и потребовать его немедленного здесь присутствия. Куда они дели Мэтта? Зачем?..
И помещение... Оно было незнакомым.
- Надо полежать спокойно и сказать мне, болит ли где-нибудь, как ты видишь и слышишь... - продолжал врач. - За друга своего не волнуйся, с ним все в порядке, он тут всех поставил на уши…
Честно попытавшаяся представить себе стоящих на ушах людей, Тайрин сморщила кончик носа. Зачем Мэтт заставил людей стоять на ушах? Впрочем, не это было важным.
- Я хочу, чтобы Мэтт... здесь, - плохо слушающимся языком промямлила девчонка. И только потом вспомнила, о чем просил врач. Сознаваться в боли... - Больно... голова болит, - она нахмурилась, подбирая английские слова. - Отдай мне Мэтта.
У этих белых какая-то мания их разлучать.

- Болит значит, - врач нахмурился и наклонился над Тайрин, игнорируя приказ сейчас же-немедленно доставить сюда Мэтта. Врач слушаться не умел. Дурак. И были бы силы, можно было бы придать весомости своим словам и отправить врача выполнять приказ, но сил не было. И только и оставалось, что лежать на спине с иголкой в вене и смотреть на человека, вглядывающегося в потемневшие от бессилия глаза. Не кричать, не ругаться...
Можно было бы из вредности закрыть глаза. Но разорвать взгляды - всегда значило проиграть. А "в гляделки" кицуне выигрывала всегда. И этот случай, хотя он и не был игрой, не мог стать исключением - она не могла себе позволить.
- Попадись мне только... - фраза осталась незаконченной, оставляя Тайрин гадать, кто должен был попасться, зачем он должен, и что врач с ним будет делать. Убивать, наверное. Хотя белые слабы, они и убивать-то руками не умеют, только стреляют. В спину. Нечестные. Глупые белые...
И зачем они искали ее, Тайрин? И как они нашли экран? Куда Мэтт его дел, зачем... зачем не сломал? Ведь если бы сломал, ничего этого не было бы, и... сколько прошло времени? Если она в незнакомом месте - значит, не так уж и мало, если ее успели сюда перенести. Так много времени проходило только тогда, когда экран включили в первый раз, было очень больно, и потом она наотрез отказалась говорить по-английски, да и вообще с кем-то кроме Мартина.
А теперь они еще и ее Мэтта куда-то дели! Враги... врут все время... Хотелось зашипеть, зашипеть отчаянно и злобно, но Тайрин не смогла, только сжала в кулаке простыню и попыталась оскалиться. Не на врача, нет. Просто... просто.
Оскала не получилось.
- Тише, тише.
Врач потянулся поправить подушку у нее под головой; Тайрин тихонько клацнула зубами рядом с белой рукой, так, что врач, наверное, и не заметил. Обидно. Было обидно. Скорее бы эта вязкая слабость ушла, скорее бы можно было чувствовать себя сильной и диктовать свои правила... Она ужасно не любила подчиняться чужим, это было ниже ее достоинства.
Она ведь... ульвиган.
- Мэтт сейчас с Ито, - соблагоизволил, наконец, сообщить врач. Ито... Ито - это тот, невысокий. Мэтт хотел с ним поговорить... а она хотела идти с ним. Но не смогла, потому что этим дуракам вдруг вздумалось ее искать! Зачем? Она же здесь, среди белых, никуда не исчезла, никуда не потерялась... Идиоты! Надо будет спросить у усатого, он точно должен знать. И он наверняка спросил у того человека, зачем он сделал это в первый раз. Наверняка успел спросить за все это время!
- Они друг другу мотают нервы, - она не поняла. Наматывают нервы? Это как? Нервы же нельзя намотать, Мартин говорил, что нервы - это когда ты волнуешься или боишься. Так как их наматывать, и главное - куда?..
Девчонка нахмурилась. Хотелось спросить, но явно не у врача, а у Мэтта или у Мартина, когда тот приедет. Надо ему позвонить... Чтобы он приехал. Надо обязательно.
Но спросить... наверное, у Мэтта. Он ближе.
- Он скоро будет здесь, - будто прочитав ее мысли, сказал врач. Значит, он все-таки приведет Мэтта сюда, или Мэтт придет сюда сам. Только... ему же больно ходить, у него же нога. И стоять больно. А он наверняка тогда и не лег, когда она упала. И это злило, злило ужасно, только выразить свою злость не получилось снова.
- У тебя первый раз так сильно болит голова? Тошнота, головокружение сейчас есть?
- Нет. Голова болит каждый раз, когда они меня ищут, - тихо объяснила Тайрин. Прозвучало это, правда, так, будто это уже давно известно - врач же должен это знать, ему что, никто ничего не сказал? Объяснила и снова переключилась на интересующую тему, нетерпеливо: - Ты вылечил ногу Мэтта? И я хочу, чтобы ты позвонил Мартину, он должен приехать.
Приехать и забрать нас отсюда. От этих людей.

Противное ощущение собственной беспомощности. Нелюбимое, ненавистное... дурацкое. Когда даже укусить не можешь, а человек-жертва над этим еще и смеется. Смеется и подтаскивает кресло поближе к кровати, явно намереваясь здесь сидеть и наблюдать за ее, Тайрин, слабостью и беспомощностью. И плевать, что врач. Все равно не должен этого видеть, дурак.
Но все равно приходилось валяться под пристальным взглядом врача, проверившего капельницу и упавшего в кресло. Мартин тоже иногда так падал, когда сильно уставал или когда сильно веселился. Мартин... надо позвонить Мартину. Надо-надо позвонить Мартину, и все снова будет хорошо, и никто не будет искать ее так часто, и вообще... все будет хорошо.
Надо только позвонить Мартину.
- Мартину? - переспросил врач, как будто не расслышал. Тайрин закатила глаза. - Мартину Левису? Ему уже позвонили.
Эти белые были хоть на что-то способны. Они позвонили Мартину! Позвонили Мартину, и Мартин приедет, обязательно приедет... Надо только ждать. Теперь - ждать, потому что в скором времени все проблемы будут решены, можно будет свалить это все на Мартина, ни о чем не беспокоиться... Он со всеми договорится, всех побьет и увезет их с Мэттом отсюда, где злобные люди, которые не дают убивать врагов и претендуют на чужую собственность. Ужасно нечестные люди, бэ.
- Миура-сан звонил и рассказал про твои дела, - Миура-сан - это который? Кицуне в них путалась, слишком много за последнее время. Да и неважно, который это Миура-сан. Главное, что он позвонил Мартину и все ему рассказал. Избавив таким образом ее саму от необходимости демонстрировать неумение пользоваться телефоном - Мэтта здесь еще не было, и объяснять было бы некому. Не врачу же. Ему признаваться в неумении слишком стыдно.
- Так что он уже летит сюда, - заключил врач. Летит... лететь много, Тайрин помнила. Но ничего... они дождутся, обязательно. Иначе-то никак. - Я хочу с ним поговорить про это устройство и твои головные боли...
Наверняка он скажет Мартину то же самое, что и Эшли. Эшли тоже была против экрана, и девчонка была полностью с ней солидарна - дурацкий экран. Но Мартин сказал, что без него нельзя, и Фил Джексон потом сказал то же самое. Тогда было очень обидно, и она злилась, на людей, и на Эшли тоже, что не смогла их убедить.
Зато Эшли потом попросила прощения, а это грело душу.
- Мэтью нужен покой, его ноге надо дать отдохнуть, - ага, он тогда так и не лег. Мэтта надо было отловить и заставить лечь... А еще лучше - заставить спать, как только ей самой станет лучше, чтобы оберегать его сон от желающих его нарушить. Так, как он это делал вчера, в той комнате, замок на двери которой он сломал.
Вчера... вчера было хорошо. Лучше, чем сегодня. Впрочем, сегодня приедет Мартин, а это лучше, чем вчера. Вчера намека на приезд Мартина не было. Но вчера и нога у Мэтта не болела... Хотя он хромал. Но не болела же!..
Врач забрал со столика рядом с кроватью планшет и ручку, что-то накарябал на листе бумаги - Тайрин мгновенно заинтересовалась, что именно, попыталась посмотреть, но не преуспела. Да и все равно не поняла бы, а спрашивать бы не стала - не доверяла она врачу целиком. Он был странным типом, и имел наглость претендовать на ее Мэтта. Кажется, так и не поняв, что так делать не стоит.
Вообще начинало казаться, будто все белые хотят отобрать у нее ее акайрин. Иначе зачем их разлучать? Ну и что, что Мэтт говорил, что люди думают, что они будут врать... Наверняка он ошибался.
- Когда он придет уже? - Тайрин поерзала на кровати. Наверное, лучше было бы попросить врача выдернуть из нее эту иголку и сходить за Мэттом самой, не с врачом, так по запаху. Она же нашла его вчера, с тем женственным, у которого в комнате еще ее футболка осталась.
Тот женственный тоже хотел отобрать у нее Мэтта - а зачем иначе было вонять рядом с ним желанием?
Глупый кот, фээ.

А запах она помнила хорошо. Наверное, даже несколько лучше, чем свой собственный. И найти не составило бы никакого труда, была бы возможность встать и пойти... А возможности не было - мешала иголка в вене и собственная слабость. Ужасно мешала.
Врач посмотрел на часы и улыбнулся, как будто его забавляла потребность Тайрин видеть рядом с собой своего акайрин. Быть может, людям это и казалось смешным - люди были странными, и многие понятия были у них перевернуты с ног на голову. Так что кицуне просто сморщила кончик носа и промолчала, даже когда врач сказал:
- Да, что-то они там засиделись. Придет, не волнуйся, - в его улыбке почувствовалось что-то грустное, такое, что девчонке не понравилось, что заставило бы в другое время инстинктивно быть готовой защищаться. Что-то странное, что-то неестественное - печаль сквозь улыбку. А неестественного надо было остерегаться... знала бы она это тогда, полгода назад!..
Знали бы они это тогда...
Возможно, ничего и не было бы. И она осталась бы дома, на острове, и не лежала бы сейчас на кровати, сверля врача обыкновенно-тяжелым взглядом. И не знала бы Мэтта... Досадным было только это одно. Но время назад не повернешь, историю нельзя изменить, точно так же, как нельзя изменить судьбу. И все было так, как было... Все было так, как случилось...
- Ничего они ему не сделают плохого.
В это хотелось бы верить. Но нельзя было разрешить себе верить, нельзя было расслабляться, и опасность надо было ждать с любой стороны. Даже со стороны этого доктора, к которому Тайрин так и не могла определиться, как относится. Хотя уже одно то, что тот претендовал на ее акайрин, заставляло чувствовать резкий негатив.
Никто не мог заявлять о своем праве на Мэтта. Он был ее и только ее, ничей больше. И никогда не будет принадлежать кому-то кроме нее.
- Он только вот не умеет заботиться о себе, - посетовал врач. Тайрин пожала плечами. Даже несмотря на то, что забота о ней приоритетнее, чем забота о нем самом, ее это тоже угнетало слегка. И Мэтта точно надо было отловить и уложить спать - теперь она окончательно утвердилась в этой мысли.. - Ему бесполезно говорить, что он должен перестать ходить, - как будто он ходит потому, что ему хочется. Кицуне была уверена, что это люди его таскают туда-сюда, ведь он не станет ходить тогда, когда ему больно... - Или я ему не так говорю?
Ну еще бы, станет он тебя слушаться, - усмехнулась Тайрин. Для нее было вполне очевидным то, что Мэтт врача не слушается, ведь он не принадлежит врачу, не принадлежит вообще никак. А значит и слушаться его не будет...
Правда, этого она не сказала.
- Выдерни из меня эту иголку, - потребовала девчонка, а когда требование было выполнено, оперлась о кровать ладонями и привела свое тело в сидячее положение. - Я сама скажу ему, - она уселась по-турецки и внимательно посмотрела на врача. - А ты скажи этому Ито, чтобы больше его никуда не уводил. Пусть сам приходит, если ему так надо.
Взгляд поблескивающих черных глаз переместился на дверь. И запах... там, за дверью, был знакомый запах. Сейчас Мэтт будет здесь.

- Не беспокой катетер в вене, - хмыкнув, сказал врач. Тайрин плохо поняла, что он хотел, но не придала этому особого внимания; наверняка это было чем-то неважным. Большинство из того, что говорили люди, было всякой ненужной чепухой (за полгода кицуне это очень хорошо поняла), так что вполне можно было счесть ерундой и это. Тем более, это было непонятно. А что непонятно - то ерунда, если бы было важным, объяснил бы по-нормальному.
Удовлетворившись сим объяснением, девчонка продолжила сверлить взглядом дверь. Шаги... кто-то один и что-то такое, непонятное. Звук, которого Тайрин не знала, какой-то стук, странный, непривычный. Стало очень любопытно, но с места она не сдвинулась, дожидаясь, когда сюда войдут. Хотя шаги явно не принадлежали Мэтту - его поступь она знала. Запах, голос, звук шагов... Наверное, могла бы даже отличить его взгляд на своей коже от других.
- Хорошо, я еще раз поговорю с Ито, - ага, значит, врач с ним уже говорил. И, значит, действия это не возымело. Видимо, придется говорить с Ито самостоятельно... Раз уж эти люди совершенно ничего не могут сделать без помощи. Пф, глупые. - А ты – с Мэтью, - Тайрин кивнула, не отрываясь от созерцания двери. Кончики ушей чуть подрагивали от любопытства и нетерпения.
Сейчас придет Мэтт... Сейчас Мэтт будет здесь. Ее Мэтт. Сколько же времени прошло, пока ее не было?
Там, в темноте, не было Мэтта. Там вообще ничего не было. Пустота и безысходность. И никто не знал, как это страшно. Никому не рассказать, что в беспамятстве - темнота и тишина. Все равно толку никакого не будет. Конечно, бывает много такого, в чем нет смысла. И в этом - не было.
Быть может, если бы в той темноте появился Мэтт, темноты бы не было. Та темнота была пустой и бесконечной. Бесконечной - и в то же время ограниченной, заканчиваясь на расстоянии вытянутой руки.
- И еще, тебе надо все-таки помыться, - сообщил врач. - И переодеться.
Тайрин знала. Но сначала надо было заставить Мэтта лечь и уснуть, остальное могло подождать. Тем более, переодеваться было не во что. Но это, наверное, были здесь не ее проблемы. Ее проблемами здесь были только ожидание Мартина и как раз надобность уложить Мэтта спать. Желательно так, чтобы он уснул и в самом деле.
Проще, конечно, дать в челюсть...
Врач вышел. Видимо, встречать. Тайрин вздохнула и сцепила пальцы в замок, вслушиваясь в то, что происходит там, за дверью.
- Проснулась несколько минут назад, про тебя спрашивала, - послышался голос врача спустя некоторое, совсем коротенькое время. Что-то подсказывало, что времени прошло много... много. Ее ждали. Ждали, когда она вернется из темноты. Мэтт ждал.
Он появился в дверях, с двумя какими-то странными палками, видимо, чтобы ходить было удобнее. Стучали именно они. Значит, нога болит. Сильно болит, раз так, без палок, ходить не получается. Впрочем, какой там ходить, ему лежать надо. Спать.
И тени под глазами... Жуть. В какой-то момент она даже почувствовала укол совести. Укол совести сквозь жалость...
Тайрин слезла с кровати, помедлила пару минут, убеждаясь, что не падает, и направилась к Мэтту. Оказавшись близко, ткнулась лбом ему в плечо - хорошо, что он здесь... Хорошо, что он пришел. Там, в темноте, его не было. А теперь нет темноты и есть он.
Пришлось задрать голову, чтобы посмотреть в лицо, снова наткнувшись взглядом на тени под глазами. И, наверное, именно из-за этого сугубо по-тайрински, без приветствий и всяких других слов, сообщить:
- Мы с врачом решили, что тебе надо спать.

Врач что-то там говорил охраннику, это важным не было. И врач, и охранник... они все. Вообще, охранник был какой-то новый, не тот, который наседка. Можно было бы поинтересоваться, куда делся тот, но это тоже белобрысую личность не волновало. В данный момент, по крайней мере.
Мэтт пристроил свои палки, чтобы те не упали, и обхватил ее за талию, уткнулся в макушку носом. Тайрин вздохнула, закрывая глаза. Там, в темноте... ей не хватало этого, сильно. Хотя в темноте и не было мыслей, чтобы подумать об этом, чтобы понять это. Зато это было ясно теперь, сейчас. Хорошо, что темнота закончилась... Правда, не очень хорошо то, что его не было рядом, когда она вернулась. Когда очнулась, вынырнула на поверхность.
- Мэтью, осторожнее, катетер не забинтован, - подал голос врач откуда-то из-за спины Мэтта. Кицуне сильно захотела съездить тому в ребра, локтем - просто потому, что он что-то сказал, что-то абсолютно ненужное.
- Угу, понял, - голос Мэтта - теплым дыханием в ее волосы. Смешно. И чуть-чуть обидно оттого, что Мэтт врача понял, а она - нет, хотя это и не было ей нужно совсем. Поэтому это легко забылось, стоило только Мэтту прижать ее к себе, крепко. Единственный, кто может обращаться с ней подобным образом. Обнимать, прикасаться. Вот так просто.
- Ты сама как? – спросил, как будто она интересовалась его состоянием чуть раньше. Спросил и потерся носом о кромку ее уха, почти как тогда, когда она объявила, что он - ее полная и безоговорочная собственность, и никто больше не имеет на нее права. Тогда она чуть его не убила, а теперь казалось, что такой мысли даже в голову прийти не может.
Тайрин даже сама для себя была непредсказуемой.
- Голова болит, - она повторила то, что сказала врачу чуть раньше, хотя, наверное, не стоило. Но солгать или вообще промолчать почему-то не получилось. Потому что Мэтту врать нельзя. Даже не так. Мэтту врать невозможно.
- Я волновался...
- И не надо стоять в дверях, - снова влез врач, отчего у девчонки опять зачесались руки ему врезать. Почему он уже не уйдет куда-нибудь? Или хотя бы не заткнется. А то ведь придется заткнуть насильно... хотя сейчас, наверное, это было невозможно. Мэтт был рядом, и она тихонько от этого таяла, ловя себя на желании потянуть время. И так и стоять.
- Не будем... - согласился с врачом Мэтт и вздохнул, снова обращаясь к ней. - Идем? – правда, никуда они не пошли, так и остались стоять. Врач там наверняка еще где-то бегает. Если потянуть время, опять выскажется, и тогда Тайрин соберет порядком подтаявшую волю в кулак и этим самым кулаком припечатает врача в ту часть тела, которая первой подвернется.
Надо было идти... И Мэтту надо было спать. А то у него синяки, на которые он отчаянно не давал ей посмотреть. Хотя она и так помнила.
- А то сейчас он скажет, что тебе тоже надо лежать... - а вот это уже было достаточно весомым аргументом - кицуне считала, что и так достаточно валялась, и теперь очередь лежать была Мэтта. - А тебе и вправду надо. До Мартина дозвонились, да.
- Я знаю, - Тайрин решительно вывернулась из рук Мэтта. - Мартин прилетит и вытащит нас отсюда, - она дернула ухом. - А пока не прилетел, надо спать, - глубокомысленно изрекло белобрысое создание и закрыло дверь, чтобы врач больше не маячил на заднем плане. - Кровать - вон, - Тайрин ткнула пальцем в сторону немножко помятой кровати, на которой сама лежала некоторое время назад. - Иди и спи, - по тону было понятно, что возражения приниматься не будут.
Сама она собиралась сидеть рядом, стеречь. И ловить сны понемножку.

Мэтт оглянулся на окошко в двери; Тайрин приподнялась на цыпочки, чтобы тоже выглянуть, но не смогла, не хватило роста. Впрочем, это не расстроило ни капли - на людей смотреть было делом неинтересным в большинстве случаев. И можно было сунуть руки в карманы и смотреть, как Мэтт при помощи своих палок идет к креслу.
- Ты рукой полегче, - шел он очень интересно, кицуне немедленно захотелось тоже попробовать, но проблема та же - рост не тот. А рука... да, иголка эта. Врача здесь нет, он там, за дверью. И иголку не выдернул, гад, а она ведь просила. - Хочешь, забинтую?
- Не, - отказалась девчонка, не особо любившая бинты. И пока Мэтт, присевший на подлокотник кресла, в котором ранее обретался врач, снимал футболку, разглядывала приляпанную пластырем к руке иголку. Смысла в иголке на лисий взгляд не было, а потому пластырь был решительно отодран, а иголка не менее решительно выдернута и пристроена на тумбочку. Выступившую кровь Тайрин, не долго думая, слизала, посчитав на этом проблему с иголкой решенной.
Правда, как выяснилось, не одобрил это не только отсутствующий врач, но и присутствующий Мэтт, снявший кроссовки и теперь возмущающийся.
- Ну что за... вот как хочешь, а на это док точно ругаться будет, - Тайрин была в курсе, но это не останавливало. Вернее, уже не остановило. - Зачем?
- Ну а что? - фыркнула она, но тем не менее руку осмотреть дала, терпеливо ожидая, когда Мэтт наглядится на оставшийся от иголки след. Еще одна почти царапина ко всем имеющимся. Интересно, что скажет на все это Мартин, когда прилетит... Ему эти царапины не нравились. Да и за время жизни в Америке их не было почти... И это было странно.
- Док не стал тебя пичкать таблетками, - сообщил Мэтт, так и не выпуская ее руку. И не ложась, что угнетало, - просто оставил все на тумбочке, - кивок на тумбочку, на которую Тайрин парой минут назад пристроила выдернутую из руки иголку. На тумбочке помимо иголки и в самом деле были какие-то коробочки, содержимое которых сразу захотелось изучить, несмотря на то, что Мэтт сказал, что это таблетки. Ей нравились упаковки. - А еще он очень ругался, что у кого-то хвост похож на старый ершик, - кицуне сморщила кончик носа. Если бы врач сказал ей это напрямую, то остался бы без глаз. Но сказал Мэтт, а потому все остались живы. И это было хорошо. Относительно. - Если решишь принять душ, то он и одежду чистую принес. Маньяк. Без этой штуки теперь можно спокойно купаться.
Нет, душ все-таки был делом второстепенным. Сначала надо было уложить спать Мэтта, который, пустив ее руку, почему-то уселся в кресло, хотя она ему ткнула на кровать. Нет, он точно же хочет спать, вон, синяки какие... И так и не ложился, пока она была в темноте. Тайрин долгим взглядом посмотрела в стенку; ну почему этот дурак не хочет ложиться, а?
Было больно, что он ее не послушал. Что так и продолжает себя изводить. Но Тайрин была бы не Тайрин, если бы не добилась желаемого. Тем более если это желаемое касалось ее собственности, которая сама себя приводит в негодность. Хотя даже если бы и пришла, было бы сложно от нее избавиться. Было бы больно душе. Так что следовало стараться продлить срок службы этой самой собственности.
А он себя изводит!
Ну не дурак ли?
- Ммм... - Мэтт потер виски. Девчонка оглядела его придирчивым взглядом, прикидывая, как удобнее вытащить Мэтта из кресла, чтобы ему не пришлось вставать на больную ногу, - где-то есть еще один экран, - странно. Мартин же привез им один. Или он соврал? - Я разговаривал с Ито, рассказал про того человека, про то, что он искал тебя один и ночью, - ну, она примерно то же рассказала усатому. Что, усатый ничего не сказал этому Ито? Который, к тому же, таскает Мэтта неизвестно куда, несмотря на то, что у того болит нога. В общем, что Тайрин точно поняла, так это то, что Ито - круглый дурак. - И сказал, где я спрятал экран. Так вот. Они его нашли, и его никто не трогал. Не включал, - ну и зачем он им сказал? Ответ напрашивался очевидный - потому что дурак. - Тебя ищет еще кто-то. И я не знаю пока, зачем.
Тайрин горько усмехнулась. У людей снова есть экран, они снова будут искать. Но про боль можно забыть, немножко. Отвлекаясь на что-то, как вчера. Например, можно все-таки заставить Мэтта лечь. Вернее, это по-любому надо было сделать.
Пока Мэтт задумчиво молчал, Тайрин, не найдя варианта лучше (дипломатия исключалась определенно), обеими руками взялась за его ладонь и настойчиво подергала, призывая Мэтта переместиться с кресла на кровать.
- Тебе надо отдыхать, восстанавливая силы, - сообщил Мэтт.
- Да знаю, знаю, - отмахнулась Тайрин, уперлась ногами в пол и попыталась на самом деле вытащить Мэтта из кресла. По-прежнему за руку. - Ложись давай, а? Ты свое отражение видел? - она скорчила какую-то рожу. - Ты на Маал Ийо похож. Спа-а-ать!
И все-таки вариант "дать в челюсть" тоже исключался.

Мэтт все-таки был против "спать", наверное. Потому что упорно сопротивлялся и хватался за спинку кресла свободной рукой, за которую Тайрин бы тоже его утаскивала, если бы не понимала, что отпусти она одной рукой ладонь Мэтта хотя бы на несколько секунд, тащить сразу станет сложнее, да и у того будет больше шансов вырваться.
А пока вроде даже получалось, и если поднапрячься, то можно его из этого кресла выдернуть. И занять это место самой, чтобы ему не оставалось больше ничего, кроме как устроиться на кровати. А как его заставить уснуть - это уже, наверное, другая проблема, решать которую Тайрин будет только тогда, когда разберется с этой.
- Да лягу я, лягу, - снова попытался воспротивиться лисьей воле Мэтт. Девчонка, рассудив, что он может сказать, но не сделать, думая, что на кровати должна обретаться именно она, попыток к вытаскиванию Мэтта из кресла не оставила.
Неумолимая в своем желании уложить своего же акайрин спать. Почти как танк. Так что это он зря сопротивляется, у него все равно ничего не выйдет, даже если он сильно захочет. Спать придется все равно. Ему ведь хочется!..
Было немножко совестно, она ведь... спала, да? Она спала, а он - нет. Так нечестно, неправильно. Тем более он не спал еще тогда, когда взломал комнату.
Дурак.
- Кровать-то одна! - попытался выдвинуть еще один аргумент Мэтт. Вообще, при должном желании на кровати можно было уместиться вдвоем, но это уже мелочи - кицуне спать не собиралась, равно как и лежать. Быть может, отчасти еще и потому, что боялась, что темнота придет снова. Темнота, похожая на смерть. Хотя она и приходит только тогда, когда ее кто-то ищет и включает сильный сигнал.
- Тайрин, - безуспешное воззвание. А осталось еще почти чуть-чуть, вот только дергать посильнее Тайрин боялась. Не потому, что может оторвать Мэтту конечность, а потому, что может причинить боль чуть более сильную, нежели при вытягивании. А тогда будет совсем грустно - у него и так слишком много болит... И все из-за нее.
- Тебе нельзя перенапрягаться, пусти. Пусти, я встану, - снова попытался уговорить ее акайрин, и девчонка даже мельком подумала - а может быть, поверить? Правда, что делать в случае того, если он все-таки не переберется на кровать, Тайрин не знала. Она же уже исключила вариант с челюстью, а ничего более в белобрысую голову не приходило.
И тут все пошло насмарку. Мэтт подтянул ее к себе, обращая прахом все ее усилия по вытягиванию его из кресла. Тайрин прекратила попытки вытащить этого упрямого белого, но руки не отпустила - на всякий случай и потому, что не хотелось выпускать.
- Все. Хорошо, я сейчас встану. И лягу на кровать, если ты хочешь. Ладно? - похоже, Мэтт все-таки сдался; Тайрин позволила себе удовлетворенную улыбку. - Только пожалуйста, не надо тебе сейчас применять силу или волноваться.
Как будто кто-то здесь волновался.
- Ложись, - непререкаемым тоном изрекла кицуне, и, подумав, уточнила: - На кровать, - опять небольшая задумчивая пауза. - И спи, - она покачнулась с носков на пятки, вздохнула, и добавила то, чего никогда не говорила даже Мартину:
- Пожалуйста.

Нет, не обманул. Стал подниматься, правда, с явной неохотой. Тайрин возликовала, выпуская его руку и ожидая, когда Мэтт все-таки переместится на кровать, чтобы приступить ко второй части проблемы - как заставить его заснуть. Хотя что-то подсказывало, что заставлять не придется - он настолько вымотался, что выключится сам.
По результатам вытаскивания Мэтта из кресла, выбираться теперь было неудобно. Но это были уже не лисьи проблемы, можно было просто стоять и ждать, довольно покачивая хвостом от того, что ее акайрин ее послушался. Не без давления с ее стороны, но послушался же! Это вам не врач, который вообще какой-то странный. Естественно, врача слушаться никто не будет.
- А ты? - поинтересовался Мэтт, видимо, намекая на то, что ей тоже нужна кровать. Этот вопрос кицуне предпочла пропустить мимо ушей, оставляя его без ответа - Мэтту кровать была нужнее. Вернее, она ему была нужна, а ей - нет. Это уже неважно и бессмысленно... Она спать не будет. Хватит. И тем более, вдруг там темнота, которой она боялась. Страх темноты был неосознанным, в отличие от страха за Мэтта. И, наверное, это было хорошо. Для нее, не привыкшей бояться, это могло бы быть слишком тяжело.
Она будет сидеть и ждать Мартина. Надо, кстати, спросить у врача, когда Мартин приедет, чтобы знать, сколько времени ждать. Ждать Мартина и хранить сон Мэтта...
Наконец, Мэтт встал, держась за ее плечо. Тайрин, снова засунувшая руки в карманы, послушно работала заменителем мэттовых палок (которые по-прежнему очень хотелось рассмотреть), хотя парень и не опирался на нее всем весом. Опустив уши, кицуне задрала голову, выжидающе смотря на Мэтта снизу вверх - что стоим, чего ждем?
- Хорошо, - согласился Мэтт, чуть сжав ее плечо. - Я уже ложусь, правда, - я заметила, - мысленно фыркнула Тайрин. - И попытаюсь... буду спать, - он поправился, вызвав еще один приступ самодовольства у девчонки, которая сияла примерно с той же силой, что и лампочка. - Только разбуди меня, хорошо? Если что произойдет.
- Ага, - легко, пожалуй, даже слишком, согласилась кицуне. Будить Мэтта она не станет, если не будет на то особой надобности. Например, когда Мартин приедет, Мэтта надо будет разбудить, потому что тогда они уедут отсюда подальше. А так - со всем остальным можно разобраться самостоятельно. Набить морду Ито, например, если тот решит их навестить.
Мэтт на одной ноге ускакал к кровати, и, пока тот укладывался, Тайрин устроилась на полу рядом с изголовьем, сев по-турецки и положив подбородок на сложенные на кровати руки. Так было ближе, чем на кресле, а посему по этому поводу даже не пришлось задумываться.
- Кто такой Маал Ийо? - Мэтт потерся щекой о подушку. Девчонка, протянув руку, потрогала щеку Мэтта на предмет увеличившейся колючести и устроилась обратно.
- Это такой... - она задумалась. Когда она рассказывала все это Мартину, тоже было сложно объяснять, - чудовище, - Тайрин подобрала подходящее слово. - Из сказки, - она непроизвольно чуть смущенно улыбнулась - от того, что сравнила с Маал Мэтта, и от того, что вроде такая взрослая, а сказки все еще помнит. Хотя, она же никогда не будет взрослой... - Он в лесу живет, такой, знаешь... с зубами. Большой, - на этом краткое объяснение сущности Маал Ийо закончилось. Тайрин тихонько провела пальцами по уху Мэтта, снова выпростав руку. - Спи, - давая тем самым понять, что разговоров больше не будет. Только темные пальцы осторожно перебирают его волосы, пожалуй, слишком осторожно для сей белобрысой личности.
Но это уже мелочи.