Элиаш играл с огнем, шел вслепую - как ещё можно было назвать переплетавшиеся одновременно и страх, и надежду? Ему совершенно не хотелось принадлежать Миэлю буквально, но неискушенный в подобном неко не знал, что нужно сделать, чтобы избежать этого.
Оказалось, достаточно было всего лишь сказать одно-единственное слово. Грубо оттолкнутый Элиаш воззрился на Эвена, гадая, с чего бы такая реакция.
- В таком случае тебе повезло. С девственниками я не связываюсь.
С минуту Эльша молча смотрел на юношу, наблюдая, как тот одевает рубашку. Потом радостно улыбнулся и всплеснул руками.
- Счастье-то какое! Я уж подумал, мол, ты серьезно, - неко слез с кровати и похлопал Миэля по плечу. - Продолжай политику оберегания моей невинности и больше не пугай меня так.
Малевский, безмятежно улыбаясь, вернулся на свою собственную кровать и взял в руки оставленную книгу. Ледяные глаза Миэля и металлический его голос, доселе вызывавшие у неко недоумение и желание помочь, теперь его только радовали. Элиаш и не подозревал, что такой "от ворот поворот" может вызвать у него самое натуральное облегчение. Как чудесно быть отвергнутым, олала, олала... Никакого сожаления Эльша не испытывал и близко.
И все же вникнуть в происходящее на страницах не получалось. Малевский прикрыл глаза, не опуская книгу, и стал следить за собственным дыханием, намеренно успокаивая его, замедляя. Помогло. Все-таки излишняя фривольность и ветер в голове до добра не доведут, - подумал Элиаш и вернулся к созерцанию метаний Шанталь.

Элиаш, погруженный в события книги, не обратил особого внимания на шум на Миэлевой половине комнаты. Его куда больше интересовало будущее деревенской девушки, чем происходящее в пяти метрах от него; так было всегда, когда Малевский был поглощен чтением. Пожалуй, обратись к нему сейчас Миэль - парень ответил бы раза с третьего, если ответил вообще.
Дочитав главу, неко протер глаза, закинул ногу за ногу, пристроив рядом на одеяле хвост и в немом удивлении уставился на Миэля. А, точнее, на громко поставленную им на столик швейную машинку. Уж вот что увидеть он не то что не думал, в страшных снах не надеялся! Элиаш сначала позволил себе вежливый недоуменный смешок, а после и вовсе прыснул со смеху. Перевернувшись на живот, неко тихо захохотал в подушку, а, успокоившись, простонал туда же:
- Хозззяюшка...
И все же это необыкновенное швейное явление его немало заинтересовало. Неужели его хмурый повелитель и всякая такая умеет и, пуще того, будет шить? Элиаш сел на кровати. Но любопытство преград, даже таких ничтожных, как расстояние, не признавало, так что не прошло и минуты, как юноша переместился на кровать Миэля, наблюдая за его действиями.
- Какая ты, однако, многогранная личность, Миэль! Я и не подозревал, что ты шить умеешь... знаешь, моя мама шила редко, но я помню, как стучала машинка. Твоя тоже будет стучать? Надеюсь, ты не собираешься шить слишком часто? Знаешь ли, у меня может быть мигрень... - Поток слов был  беспрерывен и беспощаден - любопытный Элиаш был страшно болтлив, и в большинстве своем ответов на бесчисленное множество задаваемых вопросов не требовал. - А может, ты мне штаны заштопаешь? Я, когда в прошлый раз пытался, только дырку шире сделал... и палец уколол, ага. А что ты будешь шить?
Элиаш раскачивался из стороны в сторону на краю Миэлевой кровати, непринужденно улыбаясь юноше, как старому другу, у которого заметил новую привычку. Малевский и не думал после случившегося шарахаться или избегать дружеских разговоров с ним - глупости какие, напротив, почему бы не наладить нормальные отношения.

На коварное предложение Миэля вернуться к чтению Элиаш быстро-быстро покачал головой, продолжая улыбаться. Вот уж нет, упустить шанс посмотреть, как угрюмый и своенравный юноша будет обращаться со швейной машинкой! Нэ-нэ-нэ. К тому же неплохо иметь кой-какой компромат на него на всякий там случай. Олала, жизнь умеет преподносить и хорошие сюрпризы.
Миэль приземлил свое бренное тело на стул, а неко решил, что с кровати смотреть слишком неудобно, ибо придется любоваться спиной Эвена. Потому Малевский вскочил, взял стул, стоящий у его письменного стола и притащил его на половину ткача. Осторожно пододвинул и сел по левую сторону от Миэля.
- Раз - неа-неа, я не замолчу никоим макаром. Два - дурак, дырка на колене! Ты ведь не возражаешь, если я буду смотреть, правда ведь, да? - запоздало поинтересовался Элиаш. - Клёво, а где иголка?
Беззастенчиво тесня сидящего рядом Миэля, Эльша рассматривал машинку. Мать, когда принималась шить, чадо свое и близко не подпускала - мало ли, куда палец шаловливый подставит. Так что Элиаш пользовался возможностью посмотреть на это удивительное творение технического прогресса вблизи.
- Миэль, а, Миэль, так что ты будешь шить, а?
Малевский заглянул под стол и, вынырнув оттуда, глянул на Эвена. Неко чудесно знал, что ужасно раздражает того своим поведением, более того - не дает ничего сделать. Однако Элиаш привык вести себя, как идиот, и видел в этом лишь милую забаву, веселящую и его, и окружающих. Ну, окружающих - не всегда.

Элиаш довольно наблюдал, как выводит хозяина из себя. Это было для него не то чтобы игрой - нет, игра слишком громкое слово для этой невинной забавы - но способом развлечься. Вроде же как неко ничего особенного не говорил, но при этом невероятно хотелось расхохотаться при виде мрачной рожи Миэля. Да ещё и то, как он убежал от него на кровать - совсем по-детски, что ли.
- Знаешь, я могу пересмотреть свое отношение к девственникам.
Угроза, дэ? Ну нет, ничего у тебя не выйдет, великий и всемогущий.
- Если заодно ты пересмотришь отношение к моим штанам, я согласен, - невозмутимо ответил Элиаш. Он был абсолютно уверен, что ничего нового Миэль пробовать не будет, хотя бы потому, что пообещал не делать этого.
- Малевский, запомни раз и навсегда: мы с тобой ни в коем случае не друзья. Наши отношения, как я надеюсь, будут сугубо официальными.
Даже это замечание не выбило Элиаша из вредоносно-насмешливого настроения. Он показал Миэлю язык и усмехнулся.
- Нет, - категорично заявил неко. - Можешь даже не надеяться на сугубую официальность. Иначе я буду мешать тебе каждую минуту каждого дня, а на беспрекословное выполнение приказов сможешь надеяться разве что во сне.
Это Эльша очень даже мог, если бы захотел. Но портить разговор ему совсем не хотелось, поэтому парень встал и без тени сомнения уселся Миэлю на колени. Коль так хочет видеть его мягкой игрушкой - пускай, лишь бы не строил из себя эдакого угрюмца.
- Миэль-Миэль, - позвал Элиаш, беря в ладони лицо юноши и заглядывая в его темные глаза. - Я не хочу, чтобы ты был моим хозяином, а я - твоим слугой. Это слишком неинтересно и пусто. В таких отношениях нет ничего, ради чего их стоило бы продолжать, кроме правил школы. Это убьет меня. Понимаешь?
Он, безусловно, гиперболизировал, то бишь преувеличивал, используя сильные слова вроде "пусто", "убьет". Но начитанный Элиаш привык выражать мысли сильнее, по-книжному. И нет, ему вовсе не казалось, что он поступает слишком фривольно, так запросто садясь на колени к почти незнакомому человеку - для неко не было устоявшихся норм поведения, они, как и пресловутое обязательное прислуживать, сковывали его. А любые оковы для Малевского были неприемлемы; он поступал так, как велело сердце, а не холодная голова.

Элиаш что-то неразборчиво мурлыкнул, когда Миэль обнял его, ткнувшись лицом в его футболку. Он был рад такой реакции - хотя бы не оттолкнул, не возразил. Значит, не все ещё потеряно, и Миэль способен быть не только ледяным приказывающим. Это давало надежду на возможное развитие не то чтобы дружбы, которую так усиленно отрицал Эвен, но хотя бы на приятельство, пусть даже они и останутся все же слугой и хозяином. Ведь совсем не обязательно оставаться в присвоенных им кем-то рамках, можно менять придуманное кем-то на то, что больше подходит и нравится.
Юноша поднялся, и Эльша был вынужден тоже встать.
- Ну все, котенок, ты меня достал. Пора спать.
С легким разочарованием посмотрев на спину что-то делающего с тумбочкой Миэля Элиаш подошел к своей кровати и, присев на край, стал развязывать шнурки. Он едва успел стянуть кеды и бросить их под кровать, как Эвен выключил свет. Вообще-то неко хотел по крайней мере в ванной побывать прежде, чем идти спать. Не говоря уже о том, что спать ему не хотелось. Он чеу, уже лег? - удивленно подумал Элиаш. Не рановато ли?
- Миэ-эль... я не хочу спа-ать... - нараспев протянул Малевский.
Он ещё с минутку посидел, покусывая губы и вглядываясь в темноту, но скука и нежелание поступать, как того хочет Эвен, пересилили легкую сонливость, которую таки нашел в себе Элиаш. Стараясь не потревожить ни одной пружины, неко встал и бесшумно приблизился к кровати Миэля. Серо-голубые глаза с расширенными чуть ли не на всю радужку зрачками прекрасно видели в темноте, благо тюль на окнах пропускала достаточно света - как лунного, так и фонарей. Элиаш прикусил губу, понимания, что провоцирует ох какую ссору - очень возможно, что за излишнюю навязчивость он будет наказан. Но рассудительность и рациональность были где угодно, но только не в его поступках. Элеш, наплевав на все возможные последствия, протянул руку и приложил правую ладонь тыльной стороной к горячей щеке Миэля, заглядывая в глаза юноши. Ясные темно-голубые, даже синие глаза. Линзы, значит.
- Если мы не сможем быть ближе, чем ты хочешь... можно я буду любить тебя? - ляпнул Элиаш. Ляпнул прежде, чем осознал, что говорит, и тут же почувствовал, как кровь сначала резко отлила от лица и тут же хлынула обратно - щеки неко стали пунцовыми, и хвала всему возможному, что Миэль не мог этого видеть.
Но в конце концов, это не худшее, что я мог ему предложить... он же нуждается в любви. Она ему физически нужна. И если любить, то почему не его? И быть может, один раз - это не так уж и страшно, позволить себе один единственный раз. Наклонившись, он легко, едва-едва, но все же коснулся губами губ Эвена. Элеш и не думал целовать юношу по-настоящему - не стоит доводить того, он и так наверняка зол. Я дурак, конечно, но даже так это здорово. Пускай материт, почем зря - это было здорово.

Сердце стучало гулко, в мягкой ночной тишине наполняя одним-единственным звуком всю комнату. Наверное, Миэль не мог его слышать - для него тишина была полной и глубокой. Зато Элиаш был способен различить и биения и сердец, и невероятно тихое свое, и хрипловатое его дыхания. Неко сосредоточился на вдохах и выдохах, стараясь не думать о том, что творит. Обдумать можно и после, а если сейчас засомневается хоть в одном движении, взгляде - ни за что не решится повторить что-либо подобное.
- Элиаш...
По телу пробежала дрожь, то ли от шепота Миэля, то ли от залетевшего через форточку прохладного ветра, растрепавшего золотистые волосы и взметнувшего занавески. Элиаш замер, ожидая, что же скажет или сделает Эвен.
- Ты понимаешь, что творишь? Почему ты желаешь принести себя в жертву моей душе? Влюбись в кого-нибудь, действительно влюбись и целуй этого человека.
Элиаш огорченно смотрел на Миэля. Он совсем не то имел в виду, он совершенно не на такие слова рассчитывал, и то, что думал о нем юноша, никак не соответствовало действительности. Но откуда ему, в самом деле, знать, что я надумал себе? Никто не понимает. Не став уворачиваться от легкого толчка, Малевский отступил на шаг.
- Мне никто не нужен. Пойми это.
Бездумно глядя, как Миэль сначала бросился на кровать, потом встал, разделся, и лег обратно. Неко чувствовал в каждом его жесте, да и в каждом с нажимом произнесенном слове отрицание очевидного, да простую обыкновенную ложь. И почему же ты, дурак, заставляешь мое сердце болеть, если открыто врешь?
- Ты дурак, - сообщил Эвену Элиаш. Поежившись, ибо в комнате и впрямь ощутимо похолодало, неко подумал, что начатое дело надо довести до конца. Хотя бы объясниться. Потому, потянувшись, парень плюхнулся на кровать рядом с завернувшимся в одеяло Миэлем. Ложиться он не стал, но сел, прислонившись спиной к стене и подтянув колени к себе.
- Миэлле, не стоит переиначивать слова так, чтобы от них можно было отмахнуться, - пропел Элиаш, успокаивающе поглаживая плечо юноши через тонкую ткань. - Я не приношу себя в жертву - ещё чего, такому неблагодарному! Поступки без выгоды бессмысленны. Но ты меня абсолютно не понимаешь. Мое счастье будет в любви к тебе, потому что таким безумцам необходимо кого-то любить. Влюбись... - Малевский запнулся, подбирая подходящие слова. - Я не жалею тебя. Мне плевать на твое трудное детство, если таковое было, плохую компанию и прочую ерунду, мешающую тебе жить по-настоящему. Но мне не все равно, какой человек отдает мне приказы. И если я знаю, что этому человеку будет лучше, если я подарю ему единственное, что у меня есть - я так и сделаю.
Вздохнув, Элиаш потянул за край одеяла, стаскивая его с головы юноши. Пусть даже не надеется отгородиться от него.
- Ну Миэль же... никто тебя не заставляет целовать меня в ответ. Просто не отказывайся и все, - добавил Элиаш, осторожно убирая с шеи юноши темно-каштановые пряди. Смелый, то ли потому, что хуже быть не могло, то ли потому, что темнота дарила ему определенные преимущества, неко наклонился к Миэлю и нежно прижался губами к его шее. На несколько волшебных секунд - после чего резко принял прежнее положение сидя. Не стоило опровергать собственные же слова об отсутствии каких-либо обязательств со стороны Эвена.

Думал, что будет гораздо проще - и чертовски болезненно ошибся. Миэль отвык от всего, что предлагал ему Элиаш, а потому отчаянно отказывался, не желая изменять одиночеству. А ещё он, Малевский, думал, что, даже если хозяин и пошлет его куда подальше со своей любовью, то ничего ему не сделается, ведь на другое рассчитывать не приходилось. И ошибся ещё сильнее.
Ему было больно - потому, что он объяснял и не мог объяснить, что не чувствует к Миэлю ни жалости, ни милосердия. Что помощь его основана не на сочувствии или желании заставить Эвена в чем-то зависеть от него - какое там, Элиаш, напротив, отрицал возможность взаимности. Просто он не мог пояснить юноше, что не делает ему никакого одолжения. Не мог рассказать, что думает и как чувствует - это было слишком сложно, и слов не хватало, чтобы все это выразить
- Что ты творишь?! Какого черта? Какое ты имеешь право ко мне прикасаться? Не смей, не смей, не смей! Элиаш слез с кровати сразу же, как только прижавший его к ней Миэль сел. Темноволосый упрямец не смотрел на него, хотя Малевский пытался поймать взгляд хозяина. Чуть не до крови прикусив губу, он пытался понять, было ли все сказанное и сделанное им ошибкой, или же стоило попытаться.
- Спи. Я приказываю тебе меня оставить. Я приказываю тебе никогда до меня не дотрагиваться.
Неко сглотнул. Вздохнул. Выдавил улыбку.
- Хорошо. Тебе стоило сразу сказать, что мои поцелуи тебе неприятны. Спокойной ночи.
Сдался. Как ни позорно звучит, Элиаш сдался, отказался от попыток объясниться с Миэлем. А ведь он так его и не понял. Ещё раз вздохнув, Малевский подошел к своему шкафу, нашарил там трусы и зашел в ванную. Быстро скинув одежду, неко встал под горячий душ, отчетливо чувствуя, как пусто ему и как обидно. Самой жестокой ошибкой за этот вечер была его полная уверенность в том, что, каков бы ни был исход, ему будет ни холодно, ни жарко. Но ошибся же.
Вытершись, Элиаш вышел из ванной в исподнем. Футболку и штаны он бросил в шкаф, не заморачиваясь особо их аккуратным складыванием. Спать же все-таки не хотелось. Цапнув со стола тетрадь и ручку, Малевский пристроился на кровати полусидя-полулежа и включил маленький торшер, стоявший на тумбочке.

- Иди сюда. Сегодня ты будешь спать со мной.
Отложив тетрадь на тумбу и выключив торшер, Элиаш прикрыл глаза. Дышал он быстро и неровно, словно его опять душили рыдания. Все ведь началось с того, что я просто хотел наладить с ним отношения. И было видно, и было совершенно ясно, что ему чего-то важного не хватает - иначе не был бы он так холоден и скрытен. Но он оттолкнул... оттолкнул мои попытки поговорить с ним об этом. Да... вроде бы все логично. Как и то, что мне было обидно. Потому я не стал ложиться и подошел к нему, так? И предложил ему свою любовь. Наверное, если его кто-то будет любить, он станет более человечным, легким в общении. В чем же я ошибся? Не стоило его целовать. Он же вбил себе в голову, что подобное приводит к каким-то обязательствам, хотя какая же это ерунда... к тому же я был чудовищно навязчив. Но я все равно не понимаю, почему Миэль сейчас так спокоен, а я едва не плачу.
- Нет, - покачал головой Элиаш. - Ты запретил мне прикасаться к себе, так что нет. К тому же я не хочу, - добавил Малевский чуть погодя и добавил, в общем-то, истинную причину отказа.
Или это был приказ? В таком случае пусть повторит и заставит. Сам неко к Эвену больше не подойдет. Как ребенок, в самом деле... я что, на него обижен? Действительно обижен? За что?
Элиаш повернулся на бок, спиною к стене - так, чтобы видеть, коли что, Миэля. Ну почему ему так горько, так обидно? Он же был уверен, мог поклясться, что ему будет все равно, как бы ни ответил ему Эвен на бестолковое признание.
То есть не признание, а предложение, - тут же мысленно пнул себя Элеш. А сердце отозвалось сладостной дрожью. Неко пнул себя ещё раз - он и так уже столько раз переходил черту отношений с Миэлем, что даже мысли себе о таком позволить не мог. Влюбиться в собственного хозяина - ещё чего, глупости какие. Но больше не следует никому предлагать свою любовь, как подарок. Слишком это личное, потаенное, чтобы разумно обращаться с чувствами, как с вещами.

Элиаш отчетливо видел, как встает Миэль, как заворачивается в одеяло и идет к нему. Его мало волновало упомянутое юношей наказание за непослушание, неко пытался понять себя, - а это его беспокоило куда сильнее, чем действия Эвена. Малевский не сопротивлялся, когда вновь оказался поваленным на спину, только приподнял руки, не мешая юноше ложиться.
- Если ты сейчас уйдешь, ты больше никогда меня не увидишь. Я отдам тебя другому хозяину.
И куда, интересно, он мог уйти, прижатый к постели Миэлем? Элиаш закрыл глаза и заложил руки за голову. Надо признаться себе - я не понимаю его, а он - меня. Я не понимаю, как мог он так запросто прийти ко мне после всего того, что я ему наговорил. А он никак не может понять, почему и для чего я сказал все, что сказал.
- Спокойной ночи, - повторил Элиаш, взъерошив волосы на затылке Миэля.
Ему больше не хотелось ни о чем думать. Если все так получилось, что он лежит в своей кровати, а на нем примостился его хозяин - то, наверное, так и должно быть. Не обязательно всему должна быть логичная причина, он же сам её так отчаянно отрицает.
Вот и славно, - подумал Элиаш на грани между сном и явью. Грани, которая постепенно стиралась - неко проваливался в царство Морфея, всегда не жалеющее для него ярких и красочных видений.
Пусть мне приснится розооовый единорог...

Во время сна Элиаш всегда ворочался, а потому поза, в которой он заснул, не давала ему покоя. Мало того, что дрыхнуть он привык, свернувшись клубочком, так ещё и руки были неудобно заложены за голову. Полежать так можно, а вот спать - ужасно. Поэтому розовые единороги этой ночью решили проигнорировать зов неко.
Вместо них появился крылатый дельфин. Его крылья были плавниками, а вокруг чудо-рыбы рассыпались прохладные брызги воды. Постепенно дельфин взлетал все выше и закрыл собою солнце. Элиаш прищурился - нет-нет, это был вовсе не дельфин, а самый настоящий кит. Он хотел было помахать птице рукой, но не смог - руки были стянуты сзади веревкой. Элиаш обернулся и увидел, что от узла на запястьях тянется веревка по песку. По раскаленному белому песку. Малевскому стало страшно. Он развернулся и пошел туда, куда вела веревка - вверх по дюне. Очутившись на вершине бархана, Элиаш вдохнул и поморщился - дышать было трудно. Неко стал осторожно спускаться, но не удержался на сыпучем песке и скатился вниз, увлекая за собой песчинки и маленькие колючие камни. Без усилий поднявшись, Элиаш застонал - дышать стало ещё труднее. Впереди что-то блестело. Неко пошел вперед. С каждым шагом блестящее пятнышко становилось все больше, разрасталось, и вскоре Малевский мог с точностью сказать, что приближается к озеру. К оазису, если он в пустыне. В один миг он оказался у кромки воды и опустился на колени, чтобы набрать пригоршню, забыв, что у него связаны руки. Внезапно поверхность озера потемнела. Сзади кто-то стоял. Элиаш встал и повернулся к этому человеку. На его пальцы был намотан конец веревки, связавшей запястья неко. Длинные темные волосы рассыпались по плечам, ясные голубые глаза смотрели насмешливо и - в один миг - распахнулись от удивления и боли. Элиаш дернулся было, но человек схватил его за плечи. Из невидимой раны на шее у него струилась кровь. Неко открыл рот в беззвучном крике ужаса и - проснулся.
- Просыпайся! Малевский!
Я больше ни за что не позволю ему спать со мной в одной постели... Полусонный Элиаш очумело смотрел на тормошившего его юношу. Ясные голубые глаза без тени страха или боли. Глубоко и медленно вздохнув, Малевский сел на кровати и сжал предплечья Миэля. Внимательно вглядевшись в лицо Эвена, неко ткнулся лбом в грудь хозяина.
- Дурак. Из-за твоих воплей мне приснилось невесть что. Когда в следующий раз тебя будут мучить кошмары - не буди меня, балда.
Элиаш замер на миг и, порывисто обняв юношу, лег на кровать, на этот раз - на бок. Образ ушедшего сна никак не хотел покидать мысли, хотя неко и успокаивал себя, как мог.

- Ты снова забываешься, котенок. Если мне надо будет - ты все годы пребывания в этой школе будешь спать со мной в одной постели, если будет на то моя воля.
В ответ Элиаш только неразборчиво что-то простонал в подушку. Каждую ночь подрываться из-за криков этого припадочного? А вдруг ему постоянно снятся кошмары? Это ж жития неко никакого не будет!
- Я уверен, что другие слуги беспрекословно слушаются своих хозяев. Ты какой-то неправильный, Элиаш. Вообще должен быть польщен тому, что я удосужился разделить с тобой твою кровать и твое одеяло.
Юноша все продолжал болтать, язык без костей, словно ночью ему вдруг приспичило поговорить. Сам же отправлял его, Малевского, спать, а теперь усиленно мешает заснуть. Уррр, чтоб тебе сквозь землю провалиться, хозяюшка!
- Я бракованный, Миэль. А как ты удосужился, так бы и раздосужился, я вообще-то спать хочу. Уже, - пробурчал Элиаш. Он упрямо держал глаза закрытыми, хотя знал, что Эвен улегся рядом с ним, вернее - за спиной у него.
Но очи пришлось распахнуть, когда Миэль (уже в который, чтоб его да через коромысло, раз) притянул к себе неко.
- Кстати, что тебе приснилось?
Элиаш перевернулся на другой бок, чтобы видеть лицо юноши. Надо было как-то заставить его вернуться в свою собственную постель, однако.
- О да, мне снился ты. Дох... обнаженный, - начал сочинять Малевский, вовремя оборвав себя на полуслове. Сон был не самым приятным - в конце, по крайней мере - так что не стоило рассказывать его Миэлю. - Как сейчас. Прикрылся бы ты, кстати, - Элиаш демонстративно прикрыл ладонью глаза, но тут же убрал руку с лица и обвил её вокруг шеи Эвена. - Так вот, ага. И был ты во сне таким соблазнительным, хозяин, что я вспомнил предложенное тебе наяву и решил, что все равно буду любить тебя, даже если ты этого не хочешь.
Последние слова Элиаш прошептал с томным придыханием. Он очень, безумно надеялся, что Миэль задергается, как в прошлый раз и убегет от него, как от прокаженного. Надеялся он, ссылаясь на мнимость юноши, которому синяки казались страшными ранами, а чувства - вечными обязательствами.
- И, проснувшись, я все думал, что мне надо сдержаться - тебя же нельзя целовать. Или... можно?
Элиаш коварно улыбнулся (не мог не улыбнуться вообще, потому что его распирал смех от театральности и нескрываемой наигранности собственных слов) и провел пальцем по губам Миэля. После чего с радостным криком "Банзай!" повалил юношу на спину, устроившись сверху. Приподнялся над ним на руках и, наклонившись к лицу Эвена, чмокнул того в щеку. Фыркнул, окинул лежащего небрежным взглядом. Потом более внимательным, подмечая каждую деталь неприкрытого тела - и не смог сдержать сорвавшийся с губ стон. Сердце затрепетало - какое там, заколотилось, с непривычки грозясь проломить ребра.
- Миэль, брысь в свою кровать. Я тебя хочу, - честно признался Элиаш. Сделав над собой невероятное усилие и отодвинувшись от Миэля, неко упал спиной на кровать. Подобное предупреждение лучше любых уговоров - как пить дать, сорвется с места тут же.

Они вроде как играли - Элиаш пытался заставить Миэля свалить на свою половину комнаты, а тот сопротивлялся, дразня своего слугу. Вроде как они играли, и Малевский пытался навязчивой любовью оттолкнуть надоедливого Эвена, а тот все никак не поддавался. Вроде как они просто играли, прикасаясь друг к другу совсем не по-дружески, просто подначивали друг друга. Все было очень даже невинно и забавно - вроде как кто первый сдастся; ну, или когда оба уснут.
Но, наверное, Элиаш проиграл - или забыл про правила игры, если такие вообще существовали.
Чужие губы, чужое изящное тело - и шестнадцатилетний дурак потерял голову.
- Элиашек, чучело блондинистое, сними с себя все.
Чужое горячее дыхание. Малевский не отвечал на поцелуи Миэля, скорее позволяя тому себя целовать и обнимать.
- А-а... сам... сними, - выдохнул неко, с трудом заставив себя чуть отодвинуться.
И тут же впился в губы Миэля поцелуем диким, неистовым. Целовал Элиаш неумело, но жадно, чувствуя, как сердце сгорает от невыносимого желания близости. Наверное, он был слишком юн, чтобы поддерживать игру "а дай-ка я тебя поцелую". При свете дня это было гораздо легче - да что там, тогда он даже не думал, что все может дойти до такого. Да я, наверное, вообще не думал, когда начинал такое. Или не мои слова о любви виноваты в том, что я схожу с ума, прикасаясь к своему хозяину?
- Миэль, - простонал Элиаш, оторвавшись от губ юноши. - Если ты все ещё... дразнишь меня, прекрати. Я не... не вынесу, если все это твоя минутная блажь.
Он умудрился даже в таком состоянии произнести чуть не двадцать слов, хотя думал, что едва сможет пробормотать имя хозяина. Малевский уже не думал о любви - он вообще не думал, только боялся и хотел. Боялся, что придется успокоиваться после того, как внутри прошелся яркий пожар; и хотел Миэля, целиком и полностью, себе, здесь и сейчас. И, наверное, где-то в глубине души стыдился. Но о последнем он вспомнит только утром, если вспомнит вообще.

Отредактировано Элиаш (29-04-2011 22:33:56)

- Элиаш... Ты ненормальный...
Элиаш был целиком и полностью согласен; а даже если и нет, сил спорить не было. Он не рассчитывал, ну ни в коем случае не подозревал, что так легко и просто перестанет думать о чем-либо. Голова его была очаровательно пустой - неко не думал, только чувствовал.
Ощущал тепло, нет, жар тела Миэля, ловил каждое, даже болезненное, касание юноши, каждый горячий поцелуй и сходил с ума ещё больше. Если какие мысли и пробивались сквозь пелену невыразимого желание, то смысл их укладывался в одном слове - ещё.
- Да ну? То есть ты хочешь сказать, что не будешь мне подчиняться? И так быстро успокоишься после всех этих поцелуев?
Малевский и не думал не подчиняться. Не смог бы. И успокоиться и не смог бы. Но отвечать неко не стал - пофиг, все равно же ответ очевиден. Будучи перевернутым на спину, Элеш только тяжело дышал и любовался нависшим над ним юношей, хотя так и хотелось прижать говоруна к себе - сильнее, крепче, ближе.
На укус Миэля тело отреагировало само; Элиаш глухо вскрикнул, выгнув спину. Смысл слов до него доходил с пятого на десятое, потому что неко совершенно не слушал, что ему говорит Эвен.
- Слишком много слов, - промурлыкал Малевский, обвивая руками шею юноши и притягивая того к себе. Элиаш наслаждался каждым прикосновением Миэля и хотел больше, ещё. Неко застонал и припал к губам Эвена глубоким поцелуем, чувствуя, что дрожит от удовольствия и желания.

Были только их приглушенные голоса и стук сердец. Только жадные поцелуи и прикосновения. Было только желание безраздельно заполучить темноволосого юношу. Был только круговорот эмоций, и больше ничего - ничего больше не нужно было.
Миэль вдруг замер. Элиашу стало нехорошо от его взгляда, от выражения глубоких синих глаз. А уж совсем что-то неправильное было в резком движении юноши, отодвинувшегося от своего слуги. Удивленно захлопав ресницами, Малевский сел. Открыл и закрыл рот, не зная, что сказать - он понятия не имел, чем вызвана такая странная реакция. Он что-то сделал не так? Элиаш протянул было руку к Миэлю, но тут же отдернул - Эвен выпрямился.
- Элиаш. Ты решил меня совратить, дабы подлизаться к своему хозяину?
Сердце словно свело судорогой. Не в силах выговорить хоть что-либо, неко просто наблюдал, как встал Миэль, как включил ненужный свет и пошел в ванную. Звук пущенной из крана воды вывел Элиаша из полузабытья. Он по-прежнему не понимал, что и почему происходит, но смог пробормотать сдавленное:
- Что за бред?
- Значит так. Сейчас мы идем в ванную и успокаиваемся. Это не обсуждается. Если ты откажешься, я лишу тебя твоей девственности прямо здесь.
Малевский дернулся было, когда Миэль подхватил его на руки, но в неустойчивом положении решил не рыпаться, так как грохнуться на пол особо не хотелось. И не возражал, когда юноша опустил его в теплую воду. Несколько секунд он просто бездумно смотрел на выложенные светло-зеленой плиткой стены ванной комнаты, повторяя про себя - это сон, это просто кошмарный сон и не более того.
- Я ничего не понимаю, - растерянно прошептал Элиаш, переводя взгляд со стен на воду. Несколькими резкими, излишне нервными движениями он умыл лицо. Негорячая вода, стекая по щекам и капая с подбородка, привела в чувство неко. Тот глубоко вздохнул и встал. Вылез из ванной и вытерся первым попавшимся под руку полотенцем, которое после обмотал вокруг пояса. Ему уже все было совершенно понятно, а оттого сердце сжималось ещё сильнее, её больнее был каждый его удар.
Элиаш, не говоря ни слова, направился к выходу из ванной, но застыл на пороге. Медленно обернулся, так же медленно подошел к Миэлю. Заглянул в холодные глаза юноши. Примерился. И, не замахиваясь, как можно сильнее заехал кулаком по лицу засранца.
- Я просил тебя. Просил остановиться. Но нет! Ты же центр всея Земли, какое тебе дело до меня? Ты идиот, что ли? Не понимаешь, что я не смогу больше смотреть на тебя, не вспоминая, как ты целовал меня? Я не каменный, как ты, не могу остановиться, когда захочу и забыть то, что мешает! - Элиаш сорвался на крик. Плечи неко тяжело поднимались и опускались в такт неровному дыханию. Хвост бил, как бешенный, по бедрам. Он сказал слишком много, больше, чем следовало, и уже жалел о том, что вообще начал.
Зажмурив глаза, Малевский сделал шаг к стене и сполз по ней, закрывая ладонями горевшее лицо. Не мог вернуться в свою кровать. Он чувствовал одновременно так много - и обиду, и невыносимую боль, и пробивавшееся сквозь злость на Миэля неудовлетворенное желание. Слишком много для одного вечера, слишком много для одного подростка.

Отредактировано Элиаш (01-05-2011 20:34:34)